Презентация, доклад о загадке до сих пор не разгаданной смерти С.А. Есенина

Мо Шеламонова Галина Александровна. Цветы – С. Есенину.

Попытка расследования причин и обстоятельств гибели поэта.

люблю, тебе и верую.
 
Гляжу в простор твоих полей,
Ты вся — далёкая и близкая.
Сродни мне посвист журавлей
И не чужда тропинка склизкая.
 
Цветёт болотная купель,
Куга зовет к вечерне длительной,
И по кустам звенит капель
Росы холодной и целительной.
 
И хоть сгоняет твой туман
Поток ветров, крылато дующих,
Но вся ты — смирна и ливан
Волхвов, потайственно волхвующих.

губернии.

http://videoapi.my.mail.ru/videos/embed/mail/afrover/11491/11495.html

Есенин

жизни поэта.

от. Л.Г.М. Н. Горбовым в присутствии управляющего гостиницей Интернационал тов. Назаров и понятых. Согласно телефонного сообщения управляющего гостиницей граж. Назарова В. Мих, о повесившемся гражданине в номере гостиницы. Прибыв на место мною был обнаружен висевший на трубе центрального отопления мужчина в следующем виде, шея затянута была не мертвой петлей, а только правой стороны шеи, лицо обращено к трубе, и кистью правой руки захватила за трубу, труп висел под самым потолком и ноги были около 1 1/2 метров, около места где обнаружен повесившийся лежала опрокинутая тумба, и канделябр стоящий на ней лежал на полу. При снятии трупа с веревки и при осмотре его было обнаружено на правой руке повыше локтя с ладонной стороны порез на левой руке на кисти царапины, под левым глазом синяк, одет в серые брюки, ночную рубашку, черные носки и черные лакированные туфли. По предъявленным документам, повесившимся оказался Есенин Сергей Александрович, писатель, приехавший из Москвы 24 декабря 1925 года».

вытянутое тело. Правая рука была слегка поднята и окостенела в непривычном изгибе. Распухшее лицо было страшным — в нем ничто уже не напоминало прежнего Сергея. Только знакомая легкая желтизна волос по-прежнему косо закрывала лоб. Одет он был в модные, недавно разглаженные брюки. Щегольской пиджак висел тут же, на спинке стула. И мне особенно бросились в глаза узкие, раздвинутые углом носки лакированных ботинок. На маленьком плюшевом диване, за круглым столиком с графином воды сидел милиционер в туго подпоясанной шинели, водя огрызком карандаша по бумаге, писал протокол. Он словно обрадовался нашему прибытию и тотчас же заставил нас подписаться как свидетелей. В этом сухом документе все было сказано кратко и точно, и от этого бессмысленный факт самоубийства показался мне еще более нелепым и страшным» (Вс. Рождественский).
Тут тоже много вопросов, к которым мы постараемся вернуться позже…

я рожна Орал в стихах,
Что я с народом дружен? Моя поэзия здесь
Больше не нужна, Да и, пожалуй, сам я
Тоже здесь не нужен.

ещё трудные. Я хотела сохранить его для мира. Теперь он возвращается в Россию, чтобы спасти свой разум, так как без России он жить не может. Я знаю, что очень много сердец будут молиться, чтобы этот великий поэт был спасён для того, чтобы и дальше творить Красоту…», — писала А. Дункан в газетах. Но Есенину решение вернуться давалось нелегко. «Тошно мне, законному сыну российскому, в своем государстве пасынком быть. Надоело мне это … снисходительное отношение власть имущих, а еще тошнее переносить подхалимство своей же братии к ним. Не могу, ей-богу, не могу! Хоть караул кричи или бери нож да становись на большую дорогу». И всё-таки он возвращался. Возвращался другим, каким его никто ещё не знал. Он вёз с собой поэму «Страна негодяев». Её уже слышали, и содержанием возмущались даже друзья:
Пустая забава, Одни разговоры. Ну что же, Ну что же вы взяли взамен? Пришли те же жулики, Те же воры И законом революции Всех взяли в плен.

контрреволюционер? — спрашивал он своего знакомого поэта Вольфа Эрлиха. — Брось! Если бы я был контрреволюционером, я держал бы себя иначе! Просто я — дома. Понимаешь? У себя дома! И если мне что не нравится, я кричу! Это — мое право. Именно потому, что я дома. Белогвардейцу я не позволю говорить о Советской России то, что говорю сам. Это — мое, и этому я — судья!

писал: «Есенин стоит на середине комнаты, расставив ноги, и мнет папиросу. — Я не могу! Ты понимаешь? Ты друг мне или нет? Друг? Так вот! Я хочу, чтобы мы спали в одной комнате. Не понимаешь? Господи! Я тебе в сотый раз говорю, что меня хотят убить! Я, как зверь, чувствую это! Ну, говори! Согласен? — Согласен. — Ну вот и ладно! — Он совершенно трезв. …Двухместное купе. Готовимся ко сну. — Да! Я забыл тебе сказать! А ведь я был прав! — Что такое? — А насчет того, что меня убить хотели. А знаешь кто? Нынче, когда прощались, сам сказал: «Я, — говорит, — Сергей Александрович, два раза к вашей комнате подбирался! Счастье ваше, что не один вы были, а то бы зарезал!» — Да за что он тебя? — А, так! Ерунда! Ну спи спокойно».

ты у меня в груди!
Предназначенное расставанье
Обещает встречу впереди!

До свиданья, друг мой, без руки и слова,
Не грусти и не печаль бровей!
В этой жизни умереть не ново!
Но и жить, конечно, не новей!

статью «Россияне», которая никогда не публиковалась: «Не было омерзительнее и паскуднее времени в литературной жизни, чем время, в которое мы живем. Тяжелое за эти годы состояние государства в международной схватке за свою независимость случайными обстоятельствами выдвинуло на арену литературы революционных фельдфебелей, которые имеют заслуги перед пролетариатом, но ничуть не перед искусством…»

- это дым
И что не породнишь его со Словом,
Вот почему он умер молодым
И крепко спит в своём краю суровом…
 
… А мы живём, и каждого из нас
Терзает всё, что и его терзало,
И потому, пока не пробил час,
Покамест время нас не обтесало,
 
Давай поймем, что наша жизнь - завет,
Что только смерть развяжет эти узы –
Ну, словом, всё, что понимал поэт
И кровный сын жестокой русской музы.


Станислав Куняев