Пыстина Лидия Митрофановна
учитель русской литературы
школа – гимназия № 9
г. Павлодар
- Главная
- Разное
- Образование
- Спорт
- Естествознание
- Природоведение
- Религиоведение
- Французский язык
- Черчение
- Английский язык
- Астрономия
- Алгебра
- Биология
- География
- Геометрия
- Детские презентации
- Информатика
- История
- Литература
- Математика
- Музыка
- МХК
- Немецкий язык
- ОБЖ
- Обществознание
- Окружающий мир
- Педагогика
- Русский язык
- Технология
- Физика
- Философия
- Химия
- Шаблоны, фоны, картинки для презентаций
- Экология
- Экономика
Презентация, доклад Видеочтение Понтий Пилат и Иешуа Га – Ноцри (2 глава романа)
Содержание
- 1. ПРЕЗЕНТАЦИЯ Видеочтение Понтий Пилат и Иешуа Га – Ноцри (2 глава романа)
- 2. Слайд 2
- 3. Слайд 3
- 4. Слайд 4
- 5. Слайд 5
- 6. Слайд 6
- 7. Понтий Пилат
- 8. В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей
- 9. Слайд 9
- 10. Более всего на свете прокуратор ненавидел запах
- 11. Прокуратору казалось, что розовый запах источают
- 12. От флигелей в тылу дворца, где расположилась
- 13. Слайд 13
- 14. О боги, боги, за что вы наказываете меня?
- 15. «Да, нет сомнений! Это она, опять
- 16. На мозаичном полу у фонтана уже было
- 17. Секретарь почтительно вложил в эту руку кусок
- 18. – Подследственный из Галилеи? К тетрарху дело посылали?– Да, прокуратор, – ответил секретарь.– Что же он?
- 19. – Он отказался дать заключение по делу и смертный приговор Синедриона направил на ваше утверждение, – объяснил секретарь.
- 20. Прокуратор дернул щекой и сказал тихо:– Приведите обвиняемого.
- 21. И сейчас же с площадки сада под
- 22. Этот человек был одет в старенький и
- 23. Приведенный с тревожным любопытством глядел на прокуратора.
- 24. Тот помолчал, потом тихо спросил по-арамейски:– Так это ты подговаривал народ разрушить Ершалаимский храм?
- 25. Прокуратор при этом сидел как каменный, и
- 26. Человек со связанными руками несколько подался вперед и начал говорить:– Добрый человек! Поверь мне…
- 27. Но прокуратор, по-прежнему не шевелясь и ничуть
- 28. и так же монотонно прибавил: – Кентуриона Крысобоя ко мне.
- 29. Всем показалось, что на балконе потемнело, когда
- 30. Крысобой был на голову выше самого высокого
- 31. Прокуратор обратился к кентуриону по-латыни:– Преступник называет меня
- 32. И все, кроме неподвижного прокуратора, проводили взглядом
- 33. Крысобоя вообще все провожали взглядами, где
- 34. Простучали тяжелые сапоги Марка по мозаике, связанный
- 35. Прокуратору захотелось подняться, подставить висок под струю
- 36. Выведя арестованного из-под колонн в сад. Крысобой
- 37. Движение кентуриона было небрежно и легко, но
- 38. Марк одною левою рукой, легко, как пустой
- 39. Слайд 39
- 40. Арестованный пошатнулся, но совладал с собою, краска
- 41. Через минуту он вновь стоял перед прокуратором.
- 42. Прозвучал тусклый больной голос:– Имя?– Мое? – торопливо отозвался арестованный,
- 43. Прокуратор сказал негромко:– Мое – мне известно. Не
- 44. – Откуда ты родом?– Из города Гамалы, – ответил арестант,
- 45. – Кто ты по крови?– Я точно не знаю, –
- 46. – Где ты живешь постоянно?– У меня нет постоянного
- 47. – Это можно выразить короче, одним словом –
- 48. – Знаешь ли грамоту?– Да.– Знаешь ли какой-либо язык, кроме арамейского?– Знаю. Греческий.
- 49. Вспухшее веко приподнялось, подернутый дымкой страдания глаз уставился на арестованного. Другой глаз остался закрытым.
- 50. Пилат заговорил по-гречески:– Так ты собирался разрушить здание храма и призывал к этому народ?
- 51. Тут арестант опять оживился, глаза его перестали
- 52. Слайд 52
- 53. Удивление выразилось на лице секретаря, сгорбившегося над
- 54. – Множество разных людей стекается в этот город
- 55. Слайд 55
- 56. – Эти добрые люди, – заговорил арестант и, торопливо
- 57. Слайд 57
- 58. Наступило молчание. Теперь уже оба больных глаза тяжело глядели на арестанта.
- 59. – Повторяю тебе, но в последний раз: перестань
- 60. – Нет, нет, игемон, – весь напрягаясь в желании
- 61. Слайд 61
- 62. – Кто такой? – брезгливо спросил Пилат и тронул висок рукой.
- 63. – Левий Матвей, – охотно объяснил арестант, – он был
- 64. Слайд 64
- 65. Секретарь перестал записывать и исподтишка бросил удивленный взгляд, но не на арестованного, а на прокуратора.
- 66. – …однако, послушав меня, он стал смягчаться, – продолжал
- 67. Пилат усмехнулся одною щекой, оскалив желтые зубы,
- 68. Не зная, как ответить на это, секретарь счел нужным повторить улыбку Пилата.
- 69. – А он сказал, что деньги ему отныне
- 70. Все еще скалясь, прокуратор поглядел на арестованного,
- 71. Слайд 71
- 72. Изгнать и конвой, уйти из колоннады внутрь
- 73. Слайд 73
- 74. Он смотрел мутными глазами на арестованного и
- 75. – Левий Матвей? – хриплым голосом спросил больной и
- 76. Голос отвечавшего, казалось, колол Пилату в висок,
- 77. – Зачем же ты, бродяга, на базаре смущал
- 78. И тут прокуратор подумал: «О, боги мои!
- 79. И вновь он услышал голос:– Истина прежде всего
- 80. Ты не только не в силах говорить
- 81. Секретарь вытаращил глаза на арестанта и не дописал слова.
- 82. Пилат поднял мученические глаза на арестанта и
- 83. Тут прокуратор поднялся с кресла, сжал голову
- 84. Арестант же тем временем продолжал свою речь,
- 85. – Ну вот, все и кончилось, – говорил арестованный,
- 86. Я советовал бы тебе, игемон, оставить на
- 87. Слайд 87
- 88. Секретарь смертельно побледнел и уронил свиток на пол.
- 89. – Беда в том, – продолжал никем не останавливаемый
- 90. Слайд 90
- 91. Секретарь думал теперь только об одном, верить
- 92. Слайд 92
- 93. Тогда раздался сорванный, хрипловатый голос прокуратора, по-латыни сказавшего:– Развяжите ему руки.
- 94. Один из конвойных легионеров стукнул копьем, передал
- 95. – Сознайся, – тихо по-гречески спросил Пилат, – ты великий
- 96. Круто, исподлобья Пилат буравил глазами арестанта, и
- 97. – Я не спросил тебя, – сказал Пилат, – ты, может быть, знаешь и латинский язык?– Да, знаю, – ответил арестант.
- 98. Краска выступила на желтоватых щеках Пилата, и
- 99. Слайд 99
- 100. Помолчали, потом Пилат задал вопрос по-гречески:– Итак, ты
- 101. – Я, игемон, никого не призывал к подобным действиям, повторяю. Разве я похож на слабоумного?
- 102. – О да, ты не похож на слабоумного, –
- 103. – Чем хочешь ты, чтобы я поклялся? – спросил,
- 104. Слайд 104
- 105. Пилат вздрогнул и ответил сквозь зубы:– Я могу
- 106. Слайд 106
- 107. – Так, так, – улыбнувшись, сказал Пилат, – теперь я
- 108. Слайд 108
- 109. Арестант недоуменно поглядел на прокуратора.– У меня и
- 110. Слайд 110
- 111. Слайд 111
- 112. – Не знаешь ли ты таких, – продолжал Пилат,
- 113. – А теперь скажи мне, что это ты
- 114. – Впервые слышу об этом, – сказал Пилат, усмехнувшись, –
- 115. – А вот, например, кентурион Марк, его прозвали
- 116. – Охотно могу сообщить это, – отозвался Пилат, – ибо
- 117. Слайд 117
- 118. – Если бы с ним поговорить, – вдруг мечтательно
- 119. Слайд 119
- 120. В это время в колоннаду стремительно влетела
- 121. В течение ее полета в светлой теперь и легкой голове прокуратора сложилась формула.
- 122. Она была такова: игемон разобрал дело бродячего
- 123. Слайд 123
- 124. Оставалось это продиктовать секретарю.Крылья ласточки фыркнули над
- 125. Слайд 125
- 126. Прочитав поданное, он еще более изменился в
- 127. Опять-таки виновата была, вероятно, кровь, прилившая к
- 128. На этой плешивой голове сидел редкозубый золотой
- 129. Пилату показалось, что исчезли розовые колонны балкона
- 130. Слайд 130
- 131. Мысли понеслись короткие, бессвязные и необыкновенные: «Погиб!»,
- 132. Пилат напрягся, изгнал видение, вернулся взором на балкон, и опять перед ним оказались глаза арестанта.
- 133. – Слушай, Га-Ноцри, – заговорил прокуратор, глядя на Иешуа
- 134. Слайд 134
- 135. – Правду говорить легко и приятно, – заметил арестант.
- 136. – Мне не нужно знать, – придушенным, злым голосом
- 137. Никто не знает, что случилось с прокуратором
- 138. – Итак, – говорил он, – отвечай, знаешь ли ты
- 139. – Дело было так, – охотно начал рассказывать арестант, –
- 140. – Добрый человек? – спросил Пилат, и дьявольский огонь
- 141. – Светильники зажег… – сквозь зубы в тон арестанту
- 142. Слайд 142
- 143. – И что же ты сказал? – спросил Пилат, –
- 144. Слайд 144
- 145. – Далее!– Далее ничего не было, – сказал арестант, – тут
- 146. – На свете не было, нет и не
- 147. Прокуратор с ненавистью почему-то глядел на секретаря и конвой.
- 148. – И не тебе, безумный преступник, рассуждать о
- 149. Слайд 149
- 150. Молчание на балконе некоторое время нарушала только
- 151. Первым заговорил арестант:– Я вижу, что совершается какая-то
- 152. – Я думаю, – странно усмехнувшись, ответил прокуратор, – что
- 153. Слайд 153
- 154. – Да, – ответил арестант.– И настанет царство истины?– Настанет, игемон, – убежденно ответил Иешуа.
- 155. – Оно никогда не настанет! – вдруг закричал Пилат
- 156. Слайд 156
- 157. А затем, понизив голос, он спросил:– Иешуа Га-Ноцри,
- 158. Слайд 158
- 159. – Ненавистный город, – вдруг почему-то пробормотал прокуратор и
- 160. – А ты бы меня отпустил, игемон, – неожиданно
- 161. Лицо Пилата исказилось судорогой, он обратил к
- 162. Слайд 162
- 163. – Игемон…
- 164. – Молчать! – вскричал Пилат и бешеным взором проводил ласточку, опять впорхнувшую на балкон. – Ко мне! – крикнул Пилат.
- 165. И когда секретарь и конвой вернулись на
- 166. Слайд 166
- 167. Через минуту перед прокуратором стоял Марк Крысобой.
- 168. Слайд 168
- 169. По знаку Марка вокруг Иешуа сомкнулся конвой и вывел его с балкона.
- 170. Затем перед прокуратором предстал стройный, светлобородый красавец
- 171. Слайд 171
- 172. Его прокуратор спросил о том, где сейчас
- 173. Слайд 173
- 174. Слайд 174
- 175. Слайд 175
Понтий Пилат
Слайд 8В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой, ранним утром
четырнадцатого числа весеннего месяца нисана в крытую колоннаду между двумя крыльями дворца ирода великого вышел прокуратор Иудеи Понтий Пилат.
Слайд 10Более всего на свете прокуратор ненавидел запах розового масла, и все
теперь предвещало нехороший день, так как запах этот начал преследовать прокуратора с рассвета.
Слайд 11 Прокуратору казалось, что розовый запах источают кипарисы и пальмы в
саду, что к запаху кожи и конвоя примешивается проклятая розовая струя.
Слайд 12От флигелей в тылу дворца, где расположилась пришедшая с прокуратором в
Ершалаим первая когорта двенадцатого молниеносного легиона, заносило дымком в колоннаду через верхнюю площадку сада, и к горьковатому дыму, свидетельствовавшему о том, что кашевары в кентуриях начали готовить обед, примешивался все тот же жирный розовый дух.
Слайд 15 «Да, нет сомнений! Это она, опять она, непобедимая, ужасная болезнь
гемикрания, при которой болит полголовы. От нее нет средств, нет никакого спасения. Попробую не двигать головой».
Слайд 16На мозаичном полу у фонтана уже было приготовлено кресло, и прокуратор,
не глядя ни на кого, сел в него и протянул руку в сторону.
Слайд 17Секретарь почтительно вложил в эту руку кусок пергамента. Не удержавшись от
болезненной гримасы, прокуратор искоса, бегло проглядел написанное, вернул пергамент секретарю и с трудом проговорил:
Слайд 18– Подследственный из Галилеи? К тетрарху дело посылали?
– Да, прокуратор, – ответил секретарь.
– Что же
он?
Слайд 19– Он отказался дать заключение по делу и смертный приговор Синедриона направил
на ваше утверждение, – объяснил секретарь.
Слайд 21И сейчас же с площадки сада под колонны на балкон двое
легионеров ввели и поставили перед креслом прокуратора человека лет двадцати семи.
Слайд 22Этот человек был одет в старенький и разорванный голубой хитон. Голова
его была прикрыта белой повязкой с ремешком вокруг лба, а руки связаны за спиной. Под левым глазом у человека был большой синяк, в углу рта – ссадина с запекшейся кровью.
Слайд 24Тот помолчал, потом тихо спросил по-арамейски:
– Так это ты подговаривал народ разрушить
Ершалаимский храм?
Слайд 25Прокуратор при этом сидел как каменный, и только губы его шевелились
чуть-чуть при произнесении слов. Прокуратор был как каменный, потому что боялся качнуть пылающей адской болью головой.
Слайд 26Человек со связанными руками несколько подался вперед и начал говорить:
– Добрый человек!
Поверь мне…
Слайд 27Но прокуратор, по-прежнему не шевелясь и ничуть не повышая голоса, тут
же перебил его:
– Это меня ты называешь добрым человеком? Ты ошибаешься. В Ершалаиме все шепчут про меня, что я свирепое чудовище, и это совершенно верно, –
– Это меня ты называешь добрым человеком? Ты ошибаешься. В Ершалаиме все шепчут про меня, что я свирепое чудовище, и это совершенно верно, –
Слайд 29Всем показалось, что на балконе потемнело, когда кентурион, командующий особой кентурией,
Марк, прозванный Крысобоем, предстал перед прокуратором.
Слайд 30Крысобой был на голову выше самого высокого из солдат легиона и
настолько широк в плечах, что совершенно заслонил еще невысокое солнце.
Слайд 31Прокуратор обратился к кентуриону по-латыни:
– Преступник называет меня «добрый человек». Выведите его
отсюда на минуту, объясните ему, как надо разговаривать со мной. Но не калечить.
Слайд 32И все, кроме неподвижного прокуратора, проводили взглядом Марка Крысобоя, который махнул
рукою арестованному, показывая, что тот должен следовать за ним.
Слайд 33 Крысобоя вообще все провожали взглядами, где бы он ни появлялся,
из-за его роста, а те, кто видел его впервые, из-за того еще, что лицо кентуриона было изуродовано: нос его некогда был разбит ударом германской палицы.
Слайд 34Простучали тяжелые сапоги Марка по мозаике, связанный пошел за ним бесшумно,
полное молчание настало в колоннаде, и слышно было, как ворковали голуби на площадке сада у балкона, да еще вода пела замысловатую приятную песню в фонтане.
Слайд 35Прокуратору захотелось подняться, подставить висок под струю и так замереть. Но
он знал, что и это ему не поможет.
Слайд 36Выведя арестованного из-под колонн в сад. Крысобой вынул из рук у
легионера, стоявшего у подножия бронзовой статуи, бич и, несильно размахнувшись, ударил арестованного по плечам.
Слайд 37Движение кентуриона было небрежно и легко, но связанный мгновенно рухнул наземь,
как будто ему подрубили ноги, захлебнулся воздухом, краска сбежала с его лица и глаза обессмыслились.
Слайд 38
Марк одною левою рукой, легко, как пустой мешок, вздернул на воздух
упавшего, поставил его на ноги и заговорил гнусаво, плохо выговаривая арамейские слова:
– Римского прокуратора называть – игемон. Других слов не говорить. Смирно стоять. Ты понял меня или ударить тебя?
– Римского прокуратора называть – игемон. Других слов не говорить. Смирно стоять. Ты понял меня или ударить тебя?
Слайд 40Арестованный пошатнулся, но совладал с собою, краска вернулась, он перевел дыхание
и ответил хрипло:
– Я понял тебя. Не бей меня.
– Я понял тебя. Не бей меня.
Слайд 42Прозвучал тусклый больной голос:
– Имя?
– Мое? – торопливо отозвался арестованный, всем существом выражая готовность
отвечать толково, не вызывать более гнева.
Слайд 43Прокуратор сказал негромко:
– Мое – мне известно. Не притворяйся более глупым, чем
ты есть. Твое.
– Иешуа, – поспешно ответил арестант.
– Прозвище есть?
– Га-Ноцри.
– Иешуа, – поспешно ответил арестант.
– Прозвище есть?
– Га-Ноцри.
Слайд 44– Откуда ты родом?
– Из города Гамалы, – ответил арестант, головой показывая, что там,
где-то далеко, направо от него, на севере, есть город Гамала.
Слайд 45– Кто ты по крови?
– Я точно не знаю, – живо ответил арестованный, – я
не помню моих родителей. Мне говорили, что мой отец был сириец…
Слайд 46– Где ты живешь постоянно?
– У меня нет постоянного жилища, – застенчиво ответил арестант, –
я путешествую из города в город.
Слайд 47– Это можно выразить короче, одним словом – бродяга, – сказал прокуратор и
спросил: – Родные есть?
– Нет никого. Я один в мире.
– Нет никого. Я один в мире.
Слайд 49Вспухшее веко приподнялось, подернутый дымкой страдания глаз уставился на арестованного. Другой
глаз остался закрытым.
Слайд 50Пилат заговорил по-гречески:
– Так ты собирался разрушить здание храма и призывал к
этому народ?
Слайд 51Тут арестант опять оживился, глаза его перестали выражать испуг, и он
заговорил по-гречески:
– Я, доб… – тут ужас мелькнул в глазах арестанта оттого, что он едва не оговорился, – я, игемон, никогда в жизни не собирался разрушать здание храма и никого не подговаривал на это бессмысленное действие.
– Я, доб… – тут ужас мелькнул в глазах арестанта оттого, что он едва не оговорился, – я, игемон, никогда в жизни не собирался разрушать здание храма и никого не подговаривал на это бессмысленное действие.
Слайд 53Удивление выразилось на лице секретаря, сгорбившегося над низеньким столом и записывающего
показания. Он поднял голову, но тотчас же опять склонил ее к пергаменту.
Слайд 54– Множество разных людей стекается в этот город к празднику. Бывают среди
них маги, астрологи, предсказатели и убийцы, – говорил монотонно прокуратор, – а попадаются и лгуны. Ты, например, лгун. Записано ясно: подговаривал разрушить храм. Так свидетельствуют люди.
Слайд 56
– Эти добрые люди, – заговорил арестант и, торопливо прибавив: – игемон, – продолжал:
– ничему не учились и все перепутали, что я говорил. Я вообще начинаю опасаться, что путаница эта будет продолжаться очень долгое время. И все из-за того, что он неверно записывает за мной.
Слайд 59– Повторяю тебе, но в последний раз: перестань притворяться сумасшедшим, разбойник, – произнес
Пилат мягко и монотонно, – за тобою записано немного, но записанного достаточно, чтобы тебя повесить.
Слайд 60– Нет, нет, игемон, – весь напрягаясь в желании убедить, заговорил арестованный, – ходит,
ходит один с козлиным пергаментом и непрерывно пишет. Но я однажды заглянул в этот пергамент и ужаснулся. Решительно ничего из того, что там написано, я не говорил. Я его умолял: сожги ты бога ради свой пергамент! Но он вырвал его у меня из рук и убежал.
Слайд 63– Левий Матвей, – охотно объяснил арестант, – он был сборщиком податей, и я
с ним встретился впервые на дороге в Виффагии, там, где углом выходит фиговый сад, и разговорился с ним. Первоначально он отнесся ко мне неприязненно и даже оскорблял меня, то есть думал, что оскорбляет, называя меня собакой, – тут арестант усмехнулся, – я лично не вижу ничего дурного в этом звере, чтобы обижаться на это слово…
Слайд 65Секретарь перестал записывать и исподтишка бросил удивленный взгляд, но не на
арестованного, а на прокуратора.
Слайд 66– …однако, послушав меня, он стал смягчаться, – продолжал Иешуа, – наконец бросил деньги
на дорогу и сказал, что пойдет со мной путешествовать…
Слайд 67Пилат усмехнулся одною щекой, оскалив желтые зубы, и промолвил, повернувшись всем
туловищем к секретарю:
– О, город Ершалаим! Чего только не услышишь в нем. Сборщик податей, вы слышите, бросил деньги на дорогу!
– О, город Ершалаим! Чего только не услышишь в нем. Сборщик податей, вы слышите, бросил деньги на дорогу!
Слайд 69– А он сказал, что деньги ему отныне стали ненавистны, – объяснил Иешуа
странные действия Левия Матвея и добавил: – И с тех пор он стал моим спутником.
Слайд 70Все еще скалясь, прокуратор поглядел на арестованного, затем на солнце, неуклонно
подымающееся вверх над конными статуями гипподрома, лежащего далеко внизу направо, и вдруг в какой-то тошной муке подумал о том, что проще всего было бы изгнать с балкона этого странного разбойника, произнеся только два слова: «Повесить его».
Слайд 72
Изгнать и конвой, уйти из колоннады внутрь дворца, велеть затемнить комнату,
повалиться на ложе, потребовать холодной воды, жалобным голосом позвать собаку Банга, пожаловаться ей на гемикранию. И мысль об яде вдруг соблазнительно мелькнула в больной голове прокуратора.
Слайд 74Он смотрел мутными глазами на арестованного и некоторое время молчал, мучительно
вспоминая, зачем на утреннем безжалостном Ершалаимском солнцепеке стоит перед ним арестант с обезображенным побоями лицом, и какие еще никому не нужные вопросы ему придется задавать.
Слайд 75– Левий Матвей? – хриплым голосом спросил больной и закрыл глаза.
– Да, Левий Матвей, –
донесся до него высокий, мучающий его голос.
– А вот что ты все-таки говорил про храм толпе на базаре?
– А вот что ты все-таки говорил про храм толпе на базаре?
Слайд 76Голос отвечавшего, казалось, колол Пилату в висок, был невыразимо мучителен, и
этот голос говорил:
– Я, игемон, говорил о том, что рухнет храм старой веры и создастся новый храм истины. Сказал так, чтобы было понятнее.
– Я, игемон, говорил о том, что рухнет храм старой веры и создастся новый храм истины. Сказал так, чтобы было понятнее.
Слайд 77– Зачем же ты, бродяга, на базаре смущал народ, рассказывая про истину,
о которой ты не имеешь представления? Что такое истина?
Слайд 78И тут прокуратор подумал: «О, боги мои! Я спрашиваю его о
чем-то ненужном на суде… Мой ум не служит мне больше…» И опять померещилась ему чаша с темною жидкостью. «Яду мне, яду!»
Слайд 79И вновь он услышал голос:
– Истина прежде всего в том, что у
тебя болит голова, и болит так сильно, что ты малодушно помышляешь о смерти.
Слайд 80Ты не только не в силах говорить со мной, но тебе
трудно даже глядеть на меня. И сейчас я невольно являюсь твоим палачом, что меня огорчает. Ты не можешь даже и думать о чем-нибудь и мечтаешь только о том, чтобы пришла твоя собака, единственное, по-видимому, существо, к которому ты привязан. Но мучения твои сейчас кончатся, голова пройдет.
Слайд 82Пилат поднял мученические глаза на арестанта и увидел, что солнце уже
довольно высоко стоит над гипподромом, что луч пробрался в колоннаду и подползает к стоптанным сандалиям Иешуа, что тот сторонится от солнца.
Слайд 83Тут прокуратор поднялся с кресла, сжал голову руками, и на желтоватом
его бритом лице выразился ужас. Но он тотчас же подавил его своею волею и вновь опустился в кресло.
Слайд 84Арестант же тем временем продолжал свою речь, но секретарь ничего более
не записывал, а только, вытянув шею, как гусь, старался не проронить ни одного слова.
Слайд 85– Ну вот, все и кончилось, – говорил арестованный, благожелательно поглядывая на Пилата, –
и я чрезвычайно этому рад.
Слайд 86Я советовал бы тебе, игемон, оставить на время дворец и погулять
пешком где-нибудь в окрестностях, ну хотя бы в садах на Елеонской горе. Гроза начнется, – арестант повернулся, прищурился на солнце, – позже, к вечеру. Прогулка принесла бы тебе большую пользу, а я с удовольствием сопровождал бы тебя. Мне пришли в голову кое-какие новые мысли, которые могли бы, полагаю, показаться тебе интересными, и я охотно поделился бы ими с тобой, тем более что ты производишь впечатление очень умного человека.
Слайд 89– Беда в том, – продолжал никем не останавливаемый связанный, – что ты слишком
замкнут и окончательно потерял веру в людей. Ведь нельзя же, согласись, поместить всю свою привязанность в собаку. Твоя жизнь скудна, игемон, – и тут говорящий позволил себе улыбнуться.
Слайд 91Секретарь думал теперь только об одном, верить ли ему ушам своим
или не верить. Приходилось верить. Тогда он постарался представить себе, в какую именно причудливую форму выльется гнев вспыльчивого прокуратора при этой неслыханной дерзости арестованного. И этого секретарь представить себе не мог, хотя и хорошо знал прокуратора.
Слайд 93Тогда раздался сорванный, хрипловатый голос прокуратора, по-латыни сказавшего:
– Развяжите ему руки.
Слайд 94Один из конвойных легионеров стукнул копьем, передал его другому, подошел и
снял веревки с арестанта. Секретарь поднял свиток, решил пока что ничего не записывать и ничему не удивляться.
Слайд 95– Сознайся, – тихо по-гречески спросил Пилат, – ты великий врач?
– Нет, прокуратор, я не
врач, – ответил арестант, с наслаждением потирая измятую и опухшую багровую кисть руки.
Слайд 96Круто, исподлобья Пилат буравил глазами арестанта, и в этих глазах уже
не было мути, в них появились всем знакомые искры.
Слайд 97– Я не спросил тебя, – сказал Пилат, – ты, может быть, знаешь и
латинский язык?
– Да, знаю, – ответил арестант.
– Да, знаю, – ответил арестант.
Слайд 98
Краска выступила на желтоватых щеках Пилата, и он спросил по-латыни:
– Как ты
узнал, что я хотел позвать собаку?
– Это очень просто, – ответил арестант по-латыни, – ты водил рукой по воздуху, – арестант повторил жест Пилата, – как будто хотел погладить, и губы…
– Да, – сказал Пилат.
– Это очень просто, – ответил арестант по-латыни, – ты водил рукой по воздуху, – арестант повторил жест Пилата, – как будто хотел погладить, и губы…
– Да, – сказал Пилат.
Слайд 100Помолчали, потом Пилат задал вопрос по-гречески:
– Итак, ты врач?
– Нет, нет, – живо ответил
арестант, – поверь мне, я не врач.
– Ну, хорошо. Если хочешь это держать в тайне, держи. К делу это прямого отношения не имеет. Так ты утверждаешь, что не призывал разрушить… или поджечь, или каким-либо иным способом уничтожить храм?
– Ну, хорошо. Если хочешь это держать в тайне, держи. К делу это прямого отношения не имеет. Так ты утверждаешь, что не призывал разрушить… или поджечь, или каким-либо иным способом уничтожить храм?
Слайд 101– Я, игемон, никого не призывал к подобным действиям, повторяю. Разве я
похож на слабоумного?
Слайд 102– О да, ты не похож на слабоумного, – тихо ответил прокуратор и
улыбнулся какой-то страшной улыбкой, – так поклянись, что этого не было.
Слайд 103
– Чем хочешь ты, чтобы я поклялся? – спросил, очень оживившись, развязанный.
– Ну, хотя
бы жизнью твоею, – ответил прокуратор, – ею клясться самое время, так как она висит на волоске, знай это!
– Не думаешь ли ты, что ты ее подвесил, игемон? – спросил арестант, – если это так, ты очень ошибаешься.
– Не думаешь ли ты, что ты ее подвесил, игемон? – спросил арестант, – если это так, ты очень ошибаешься.
Слайд 105
Пилат вздрогнул и ответил сквозь зубы:
– Я могу перерезать этот волосок.
– И в
этом ты ошибаешься, – светло улыбаясь и заслоняясь рукой от солнца, возразил арестант, – согласись, что перерезать волосок уж наверно может лишь тот, кто подвесил?
Слайд 107– Так, так, – улыбнувшись, сказал Пилат, – теперь я не сомневаюсь в том,
что праздные зеваки в Ершалаиме ходили за тобою по пятам. Не знаю, кто подвесил твой язык, но подвешен он хорошо. Кстати, скажи: верно ли, что ты явился в Ершалаим через Сузские ворота верхом на осле, сопровождаемый толпою черни, кричавшей тебе приветствия как бы некоему пророку? – тут прокуратор указал на свиток пергамента.
Слайд 109
Арестант недоуменно поглядел на прокуратора.
– У меня и осла-то никакого нет, игемон, –
сказал он. – Пришел я в Ершалаим точно через Сузские ворота, но пешком, в сопровождении одного Левия Матвея, и никто мне ничего не кричал, так как никто меня тогда в Ершалаиме не знал.
Слайд 112– Не знаешь ли ты таких, – продолжал Пилат, не сводя глаз с
арестанта, – некоего Дисмаса, другого – Гестаса и третьего – Вар-раввана?
– Этих добрых людей я не знаю, – ответил арестант.
– Правда?
– Правда.
– Этих добрых людей я не знаю, – ответил арестант.
– Правда?
– Правда.
Слайд 113– А теперь скажи мне, что это ты все время употребляешь слова
«добрые люди»? Ты всех, что ли, так называешь?
– Всех, – ответил арестант, – злых людей нет на свете.
– Всех, – ответил арестант, – злых людей нет на свете.
Слайд 114– Впервые слышу об этом, – сказал Пилат, усмехнувшись, – но, может быть, я
мало знаю жизнь! Можете дальнейшее не записывать, – обратился он к секретарю, хотя тот и так ничего не записывал, и продолжал говорить арестанту: – В какой-нибудь из греческих книг ты прочел об этом?
– Нет, я своим умом дошел до этого.
– И ты проповедуешь это?
– Да.
– Нет, я своим умом дошел до этого.
– И ты проповедуешь это?
– Да.
Слайд 115– А вот, например, кентурион Марк, его прозвали Крысобоем, – он – добрый?
– Да, –
ответил арестант, – он, правда, несчастливый человек. С тех пор как добрые люди изуродовали его, он стал жесток и черств. Интересно бы знать, кто его искалечил.
Слайд 116– Охотно могу сообщить это, – отозвался Пилат, – ибо я был свидетелем этого.
Добрые люди бросались на него, как собаки на медведя. Германцы вцепились ему в шею, в руки, в ноги. Пехотный манипул попал в мешок, и если бы не врубилась с фланга кавалерийская турма, а командовал ею я, – тебе, философ, не пришлось бы разговаривать с Крысобоем. Это было в бою при Идиставизо, в долине Дев.
Слайд 118– Если бы с ним поговорить, – вдруг мечтательно сказал арестант, – я уверен,
что он резко изменился бы.
– Я полагаю, – отозвался Пилат, – что мало радости ты доставил бы легату легиона, если бы вздумал разговаривать с кем-нибудь из его офицеров или солдат. Впрочем, этого и не случится, к общему счастью, и первый, кто об этом позаботится, буду я.
– Я полагаю, – отозвался Пилат, – что мало радости ты доставил бы легату легиона, если бы вздумал разговаривать с кем-нибудь из его офицеров или солдат. Впрочем, этого и не случится, к общему счастью, и первый, кто об этом позаботится, буду я.
Слайд 120В это время в колоннаду стремительно влетела ласточка, сделала под золотым
потолком круг, снизилась, чуть не задела острым крылом лица медной статуи в нише и скрылась за капителью колонны. Быть может, ей пришла мысль, вить там гнездо.
Слайд 122Она была такова: игемон разобрал дело бродячего философа Иешуа по кличке
Га-Ноцри, и состава преступления в нем не нашел. В частности, не нашел ни малейшей связи между действиями Иешуа и беспорядками, происшедшими в Ершалаиме недавно. Бродячий философ оказался душевнобольным. Вследствие этого смертный приговор Га-Ноцри, вынесенный Малым Синедрионом, прокуратор не утверждает. Но ввиду того, что безумные, утопические речи Га-Ноцри могут быть причиною волнений в Ершалаиме, прокуратор удаляет Иешуа из Ершалаима и подвергает его заключению в Кесарии Стратоновой на Средиземном море, то есть именно там, где резиденция прокуратора.
Слайд 124Оставалось это продиктовать секретарю.
Крылья ласточки фыркнули над самой головой игемона, птица
метнулась к чаше фонтана и вылетела на волю. Прокуратор поднял глаза на арестанта и увидел, что возле того столбом загорелась пыль.
– Все о нем? – спросил Пилат у секретаря.
– Нет, к сожалению, – неожиданно ответил секретарь и подал Пилату другой кусок пергамента.
– Что еще там? – спросил Пилат и нахмурился.
– Все о нем? – спросил Пилат у секретаря.
– Нет, к сожалению, – неожиданно ответил секретарь и подал Пилату другой кусок пергамента.
– Что еще там? – спросил Пилат и нахмурился.
Слайд 126Прочитав поданное, он еще более изменился в лице. Темная ли кровь
прилила к шее и лицу или случилось что-либо другое, но только кожа его утратила желтизну, побурела, а глаза как будто провалились.
Слайд 127Опять-таки виновата была, вероятно, кровь, прилившая к вискам и застучавшая в
них, только у прокуратора что-то случилось со зрением. Так, померещилось ему, что голова арестанта уплыла куда-то, а вместо нее появилась другая.
Слайд 128На этой плешивой голове сидел редкозубый золотой венец; на лбу была
круглая язва, разъедающая кожу и смазанная мазью; запавший беззубый рот с отвисшей нижней капризною губой.
Слайд 129Пилату показалось, что исчезли розовые колонны балкона и кровли Ершалаима вдали,
внизу за садом, и все утонуло вокруг в густейшей зелени Капрейских садов. И со слухом совершилось что-то странное, как будто вдали проиграли негромко и грозно трубы и очень явственно послышался носовой голос, надменно тянущий слова: «Закон об оскорблении величества…»
Слайд 131Мысли понеслись короткие, бессвязные и необыкновенные: «Погиб!», потом: «Погибли!..» И какая-то
совсем нелепая среди них о каком-то долженствующем непременно быть – и с кем?! – бессмертии, причем бессмертие почему-то вызывало нестерпимую тоску.
Слайд 132Пилат напрягся, изгнал видение, вернулся взором на балкон, и опять перед
ним оказались глаза арестанта.
Слайд 133– Слушай, Га-Ноцри, – заговорил прокуратор, глядя на Иешуа как-то странно: лицо прокуратора
было грозно, но глаза тревожны, – ты когда-либо говорил что-нибудь о великом кесаре? Отвечай! Говорил?.. Или… не… говорил? – Пилат протянул слово «не» несколько больше, чем это полагается на суде, и послал Иешуа в своем взгляде какую-то мысль, которую как бы хотел внушить арестанту.
Слайд 136– Мне не нужно знать, – придушенным, злым голосом отозвался Пилат, – приятно или
неприятно тебе говорить правду. Но тебе придется ее говорить. Но, говоря, взвешивай каждое слово, если не хочешь не только неизбежной, но и мучительной смерти.
Слайд 137Никто не знает, что случилось с прокуратором Иудеи, но он позволил
себе поднять руку, как бы заслоняясь от солнечного луча, и за этой рукой, как за щитом, послать арестанту какой-то намекающий взор.
Слайд 138– Итак, – говорил он, – отвечай, знаешь ли ты некоего Иуду из Кириафа,
и что именно ты говорил ему, если говорил, о кесаре?
Слайд 139– Дело было так, – охотно начал рассказывать арестант, – позавчера вечером я познакомился
возле храма с одним молодым человеком, который назвал себя Иудой из города Кириафа. Он пригласил меня к себе в дом в Нижнем Городе и угостил…
Слайд 140– Добрый человек? – спросил Пилат, и дьявольский огонь сверкнул в его глазах.
– Очень
добрый и любознательный человек, – подтвердил арестант, – он высказал величайший интерес к моим мыслям, принял меня весьма радушно…
Слайд 141– Светильники зажег… – сквозь зубы в тон арестанту проговорил Пилат, и глаза
его при этом мерцали.
– Да, – немного удивившись осведомленности прокуратора, продолжал Иешуа, – попросил меня высказать свой взгляд на государственную власть. Его этот вопрос чрезвычайно интересовал.
– Да, – немного удивившись осведомленности прокуратора, продолжал Иешуа, – попросил меня высказать свой взгляд на государственную власть. Его этот вопрос чрезвычайно интересовал.
Слайд 143– И что же ты сказал? – спросил Пилат, – или ты ответишь, что
ты забыл, что говорил? – но в тоне Пилата была уже безнадежность.
– В числе прочего я говорил, – рассказывал арестант, – что всякая власть является насилием над людьми и что настанет время, когда не будет власти ни кесарей, ни какой-либо иной власти. Человек перейдет в царство истины и справедливости, где вообще не будет надобна никакая власть.
– В числе прочего я говорил, – рассказывал арестант, – что всякая власть является насилием над людьми и что настанет время, когда не будет власти ни кесарей, ни какой-либо иной власти. Человек перейдет в царство истины и справедливости, где вообще не будет надобна никакая власть.
Слайд 145– Далее!
– Далее ничего не было, – сказал арестант, – тут вбежали люди, стали меня
вязать и повели в тюрьму.
Секретарь, стараясь не проронить ни слова, быстро чертил на пергаменте слова.
Секретарь, стараясь не проронить ни слова, быстро чертил на пергаменте слова.
Слайд 146– На свете не было, нет и не будет никогда более великой
и прекрасной для людей власти, чем власть императора Тиверия! – сорванный и больной голос Пилата разросся.
Слайд 148– И не тебе, безумный преступник, рассуждать о ней! – тут Пилат вскричал:
– Вывести конвой с балкона! – и, повернувшись к секретарю, добавил: – Оставьте меня с преступником наедине, здесь государственное дело.
Конвой поднял копья и, мерно стуча подкованными калигами, вышел с балкона в сад, а за конвоем вышел и секретарь.
Конвой поднял копья и, мерно стуча подкованными калигами, вышел с балкона в сад, а за конвоем вышел и секретарь.
Слайд 150Молчание на балконе некоторое время нарушала только песня воды в фонтане.
Пилат видел, как вздувалась над трубочкой водяная тарелка, как отламывались ее края, как падали струйками.
Слайд 151Первым заговорил арестант:
– Я вижу, что совершается какая-то беда из-за того, что
я говорил с этим юношей из Кириафа. У меня, игемон, есть предчувствие, что с ним случится несчастье, и мне его очень жаль.
Слайд 152– Я думаю, – странно усмехнувшись, ответил прокуратор, – что есть еще кое-кто на
свете, кого тебе следовало бы пожалеть более, чем Иуду из Кириафа, и кому придется гораздо хуже, чем Иуде! Итак, Марк Крысобой, холодный и убежденный палач, люди, которые, как я вижу, – прокуратор указал на изуродованное лицо Иешуа, – тебя били за твои проповеди, разбойники Дисмас и Гестас, убившие со своими присными четырех солдат, и, наконец, грязный предатель Иуда – все они добрые люди?
Слайд 154– Да, – ответил арестант.
– И настанет царство истины?
– Настанет, игемон, – убежденно ответил Иешуа.
Слайд 155– Оно никогда не настанет! – вдруг закричал Пилат таким страшным голосом, что
Иешуа отшатнулся. Так много лет тому назад в долине дев кричал Пилат своим всадникам слова: «Руби их! Руби их! Великан Крысобой попался!» Он еще повысил сорванный командами голос, выкликая слова так, чтобы их слышали в саду: – Преступник! Преступник! Преступник!
Слайд 157А затем, понизив голос, он спросил:
– Иешуа Га-Ноцри, веришь ли ты в
каких-нибудь богов?
– Бог один, – ответил Иешуа, – в него я верю.
– Так помолись ему! Покрепче помолись! Впрочем, – тут голос Пилата сел, – это не поможет. Жены нет? – почему-то тоскливо спросил Пилат, не понимая, что с ним происходит.
– Нет, я один.
– Бог один, – ответил Иешуа, – в него я верю.
– Так помолись ему! Покрепче помолись! Впрочем, – тут голос Пилата сел, – это не поможет. Жены нет? – почему-то тоскливо спросил Пилат, не понимая, что с ним происходит.
– Нет, я один.
Слайд 159– Ненавистный город, – вдруг почему-то пробормотал прокуратор и передернул плечами, как будто
озяб, а руки потер, как бы обмывая их, – если бы тебя зарезали перед твоим свиданием с Иудою из Кириафа, право, это было бы лучше.
Слайд 160– А ты бы меня отпустил, игемон, – неожиданно попросил арестант, и голос
его стал тревожен, – я вижу, что меня хотят убить.
Слайд 161Лицо Пилата исказилось судорогой, он обратил к Иешуа воспаленные, в красных
жилках белки глаз и сказал:
– Ты полагаешь, несчастный, что римский прокуратор отпустит человека, говорившего то, что говорил ты? О, боги, боги! Или ты думаешь, что я готов занять твое место? Я твоих мыслей не разделяю! И слушай меня: если с этой минуты ты произнесешь хотя бы одно слово, заговоришь с кем-нибудь, берегись меня! Повторяю тебе: берегись.
– Ты полагаешь, несчастный, что римский прокуратор отпустит человека, говорившего то, что говорил ты? О, боги, боги! Или ты думаешь, что я готов занять твое место? Я твоих мыслей не разделяю! И слушай меня: если с этой минуты ты произнесешь хотя бы одно слово, заговоришь с кем-нибудь, берегись меня! Повторяю тебе: берегись.
Слайд 164– Молчать! – вскричал Пилат и бешеным взором проводил ласточку, опять впорхнувшую на
балкон. – Ко мне! – крикнул Пилат.
Слайд 165И когда секретарь и конвой вернулись на свои места, Пилат объявил,
что утверждает смертный приговор, вынесенный в собрании Малого Синедриона преступнику Иешуа Га-Ноцри, и секретарь записал сказанное Пилатом.
Слайд 167Через минуту перед прокуратором стоял Марк Крысобой. Ему прокуратор приказал сдать
преступника начальнику тайной службы и при этом передать ему распоряжение прокуратора о том, чтобы Иешуа Га-Ноцри был отделен от других осужденных, а также о том, чтобы команде тайной службы было под страхом тяжкой кары запрещено о чем бы то ни было разговаривать с Иешуа или отвечать на какие-либо его вопросы.
Слайд 170Затем перед прокуратором предстал стройный, светлобородый красавец со сверкающими на груди
львиными мордами, с орлиными перьями на гребне шлема, с золотыми бляшками на портупее меча, в зашнурованной до колен обуви на тройной подошве, в наброшенном на левое плечо багряном плаще. Это был командующий легионом легат.
Слайд 172Его прокуратор спросил о том, где сейчас находится себастийская когорта. Легат
сообщил, что себастийцы держат оцепление на площади перед гипподромом, где будет объявлен народу приговор над преступниками.
