Презентация, доклад к уроку по произведению Н. В. Гоголя Мертвые души

города Тюмени
Кучергина Е. Н.

Художественные
особенности
произведения Н. В. Гоголя "
"Мертвые души"

помещиков и крестьян

помещиками и чиновниками, рассказ о жизни героя с использованием авторских отступлений и
несколько неполных глав 2 тома.

«…изъездить вместе с героем всю Россию и вывести множество самых разнообразных характеров». Работа начинается в 1835 году в Петербурге.
В 1837 году Гоголь в Италии продолжает работу. Рукопись перенесла несколько правок, чтобы произведение вышло в печать. Цензура не могла пропустить в печать «Повесть о капитане Копейкине», поскольку в ней сатирически изображалась жизнь столицы. Гоголь пришлось «потушить» сатирические мотивы. 1 том опубликован в 1842 году



Подробнее: https://obrazovaka.ru/sochinenie/mertvye-dushi/istoriya-sozdaniya-poemy.html#ixzz6Dqr4ToKZ

небольшая   бричка,   в   какой   ездят   холостяки:   отставные подполковники, штабс-капитаны, помещики, имеющие около сотни душ крестьян, -
словом, все те, которых называют господами  средней  руки. 

поистасканный,
показывавший, что был не  в  первый  раз  в  дороге.  Чемодан  внесли  кучер
Селифан,  низенький  человек  в  тулупчике,  и  лакей  Петрушка,  малый  лет
тридцати, в просторном подержанном сюртуке,  как  видно  с  барского  плеча,
малый немного суровый на взгляд, с очень крупными губами и носом

ни толст, ни тонок собой,  имел  на  шее Анну, и поговаривали даже,  что  был  представлен  к  звезде;  впрочем,  был
большой добряк и даже  сам  вышивал  иногда  по  тюлю

сказать,
что приезжий оказал необыкновенную деятельность насчет  визитов:  он  явился
даже засвидетельствовать почтение инспектору врачебной управы  и  городскому архитектору.

там  и  там,  как
носятся мухи на белом сияющем рафинаде в пору жаркого июльского лета,  когдастарая ключница рубит и делит  его  на  сверкающие  обломки  перед  открытым окном; дети все глядят, собравшись вокруг,  следя  любопытно  за  движениями жестких рук ее, подымающих молот, а воздушные эскадроны мух, поднятые легким воздухом, влетают смело, как полные хозяева

еще вовсе человек не пожилой,  имевший  глаза сладкие, как сахар, и щуривший их всякий раз, когда смеялся, был от него без памяти. Он очень долго жал ему руку и просил убедительно сделать  ему  честь своим приездом в деревню

полицеймейстеру,
где с трех часов после обеда засели в вист и играли до двух часов ночи. Там,
между прочим, он познакомился с помещиком Ноздревым, человеком лет тридцати, разбитным малым, который ему после трех-четырех слов начал говорить"ты".  полицеймейстером  и  прокурором  Ноздрев  тоже  был  на  "ты"  и   обращался по-дружески; но, когда сели играть в большую игру, полицеймейстер и прокурор чрезвычайно внимательно рассматривали его взятки и следили почти 
за
  всякою
картою, 
с  которой  он  ходил.

ветрам, какие  только  вздумается  подуть;
покатость горы, на которой он стоял, была одета подстриженным дерном. На ней
были разбросаны по-английски две-три  клумбы  с  кустами  сиреней  и  желтых
акаций;  пять-шесть  берез  небольшими   купами   кое-где   возносили   свои
мелколистные жиденькие вершины. Под  двумя  из  них  видна  была  беседка  с
плоским зеленым куполом, деревянными голубыми колоннами  и  надписью:  "Храм уединенного размышления"

Чичиков у Манилова

лишены
приятности, но в эту приятность, казалось, чересчур было передано сахару;  в
приемах и оборотах его было что-то заискивающее расположения  и  знакомства.Он улыбался заманчиво, был белокур, с  голубыми  глазами.  В  первую  минуту. разговора с ним не можешь не сказать: "Какой приятный и добрый  человек!"  В следующую за тем минуту ничего не скажешь, а в третью скажешь:  "Черт  знает что такое!" - и отойдешь подальше; если ж не  отойдешь,  почувствуешь  скуку смертельную. Дома  он  говорил
очень мало и большею частию размышлял и думал, но о чем он думал, тоже разве богу было известно.
Хозяйством нельзя сказать чтобы он  занимался,  он  даже никогда не ездил на поля, хозяйство шло как-то само собою.  Когда  приказчик говорил: "Хорошо бы, барин, то и то сделать", - "Да, недурно:, - отвечал  он обыкновенно, куря трубку, которую курить сделал привычку, когда еще служил в армии, где считался скромнейшим, деликатнейшим и  образованнейшим  офицером. "Да, именно недурно",  -  повторял  он.    В  его  кабинете  всегдалежала какая-то книжка,  заложенная  закладкою  на  четырнадцатой  странице.оторую он постоянно читал уже  два  года.  шелковой материей, которая, верно, стоила весьма недешево; но на два  кресла ее недостало, и кресла стояли обтянуты просто  рогожею

так прямо  на  деревню, что остановился тогда только, когда бричка ударилася  оглоблями  в  забор  и
когда решительно уже некуда было ехать. Чичиков только заметил сквозь густое покрывало  лившего  дождя  что-то  похожее  на  крышу. 

надетом наскоро, с фланелью на  шее,одна из тех матушек, небольших помещиц,
которые плачутся на неурожаи, убытки и держат голову несколько набок, а между тем набирают понемногу деньжонок  впестрядевые мешочки, размещенные
по ящикам комодом.

Живых-то я уступила, вот и третьего года протопопу двух девок, по сту рублейкаждую, и очень благодарил, такие вышли  славные  работницы:  сами  салфетки ткут.
     - Ну, да не о живых дело; бог с ними. Я спрашиваю мертвых.
     - Право, я боюсь  на  первых-то  порах,  чтобы  как-нибудь  не  понести убытку. Может быть, ты, отец мой, меня обманываешь, а они того... они больше как-нибудь стоят.
- Матушка...  эх,  какие  вы!  что  ж  они  могут  стоить? Рассмотрите: ведь это прах. Понимаете  ли?  это  просто  прах. Ну, скажите сами, на что оно нужно?
     - Уж это, точно, правда. Уж совсем ни на что не  нужно;  да  ведь  меня одно только и останавливает, что ведь они уже мертвые.
     "Эк ее, дубинноголовая какая! - сказал про себя  Чичиков,  уже  начиная выходить из терпения. - Пойди ты сладь  с  нею!  в  пот  бросила,  проклятая старуха

и, не дождавшись ответа, продолжал: - А я, брат, с ярмарки. Поздравь: продулся в пух! Веришь ли, что никогда в жизни
так не продувался. Ведь я на обывательских приехал! Вот посмотри  нарочно  в окно! - Здесь он нагнул сам голову Чичикова, так что тот чуть не ударился ею
об рамку. - Видишь, какая дрянь! Насилу дотащили, проклятые, я  уже  перелез вот в его бричку. - Говоря это, Ноздрев показал пальцем на своего  товарища.
- А вы еще не знакомы? Зять мой Мижуев! Мы с ним все утро говорили  о  тебе.
"Ну, смотри, говорю, если мы не встретим Чичикова" Ну, брат, если б ты знал,
как я продулся! Поверишь ли, что не только  убухал  четырех  рысаков  -  всё спустил. Ведь на мне нет ни цепочки, ни часов...

ярмарка со всякими съездами и балами;  он уж в одно мгновенье ока был  там,  спорил  и  заводил  сумятицу  за  зеленым столом, ... игра весьма  часто оканчивалась другою игрою: или поколачивали его сапогами,  или  же  задавали передержку его густым и очень хорошим бакенбардам, так что возвращался домой он иногда с одной только бакенбардой, и то довольно жидкой.  И что всего страннее, что может только на одной Руси случиться,  он чрез несколько времени уже встречался опять с теми приятелями,  которые  его тузили, и встречался как ни в чем не бывало, и он, как говорится, ничего,  и они ничего.
Ноздрев был в некотором отношении исторический  человек.  Ни  на  одном
обрании, где он  был,  не  обходилось  без  истории.  Какая-нибудь  история
непременно происходила: или выведут его  под  руки  из  зала  жандармы,  или
ринуждены бывают вытолкать свои же приятели. Если же этого не случится,  то
все-таки что-нибудь да будет такое,  чего  с  другим  никак  не  будет:  или
арежется в буфете таким образом, что только смеется,  или  проврется  самым
жестоким образом, так  что  наконец  самому  сделается  совестно.  И  наврет
совершенно без всякой  нужды

еще не вычеркнуть из ревизии?
   - Ну есть, а что?
     - Переведи их на меня, на мое имя.
     - А на что тебе?
- Ну да мне нужно.
- Да на что?
     - Ну да уж нужно... уж это мое дело, - словом, нужно.
     - Ну уж, верно, что-нибудь затеял. Признайся, что?
- Да что ж затеял? из этакого пустяка и затеять ничего нельзя.
     - Да зачем же они тебе?
Ох, какой любопытный! ему всякую дрянь хотелось бы пощупать
рукой, даже и понюхать!
  - Да к чему ж ты не хочешь сказать?

горевшим, как в огне.
- Если бы ты играл, как прилично честному человеку. Но теперь не могу.
- А! так ты не можешь, подлец! когда увидел, что не твоя берет,  так  и
не можешь! Бейте его! - кричал он  исступленно,  обратившись  к  Порфирию  и
Павлушке, а сам схватил в руку черешневый чубук.  Чичиков  стал  бледен  как
полотно. Он хотел что-то сказать, но чувствовал, что губы его шевелились без
звука.
     - Бейте его! - кричал Ноздрев, порываясь вперед с  черешневым  чубуком,
весь в жару, в поту, как будто подступал под неприступную крепость.

толстою  деревянною  решеткой.
Помещик, казалось, хлопотал много о прочности. На  конюшни,  сараи  и  кухни
были употреблены полновесные  и  толстые  бревна,  определенные  на  вековое
стояние. Деревенские избы  мужиков  тож  срублены  были  на  диво:  не  было
кирчьных стен, резных узоров и прочих затей, но все было пригнано  плотно  и
как следует. Даже колодец был обделан в такой крепкий дуб, какой идет только
на мельницы да на корабли. Словом, все, на что ни глядел он, было  упористо,
без пошатки, в каком-то крепком и неуклюжем порядке.

показался  весьма  похожим  на  средней  величины  медведя.  Для  довершение сходства фрак  на  нем  был  совершенно  медвежьего  цвета,  рукава  длинны,панталоны  длинны,  ступнями  ступал  он  и  вкривь  и  вкось   и   наступал беспрестанно на чужие ноги. Цвет лица имел каленый, горячий, какой бывает на
медном пятаке. Известно, что есть много на свете  таких  лиц,  над  отделкою
которых натура недолго мудрила, не употребляла никаких мелких  инструментов,
как-то: напильников, буравчиков и прочего, но просто рубила со своего плеча хватила топором раз - вышел нос, хватила в  другой  -  вышли  губы,  большим сверлом ковырнула глаза  и,  не  обскобливши,  пустила  на  свет,  сказавши:
"Живет!" Такой же самый крепкий и на диво стаченный образ был у  Собакевича: держал он его более вниз, чем вверх, шеей не ворочал вовсе

прежде, чем я заикнулся!" - и проговорил вслух:
     - А, например, как же цена? хотя, впрочем, это такой предмет...  что  о цене даже странно...
     - Да чтобы не запрашивать с вас лишнего, по  сту  рублей  за  штуку!  -сказал Собакевич.
     - По сту! - вскричал Чичиков, разинув рот  и  поглядевши  ему  в  самые глаза, не зная, сам ли он ослышался, или язык Собакевича  по  своей  тяжелой натуре, не так поворотившись, брякнул вместо одного другое слово.
     - Что ж, разве это  для  вас  дорого?  -  произнес  Собакевич  и  потом
прибавил: - А какая бы, однако ж, ваша цена?
- Моя цена! Мы, верно, как-нибудь ошиблись или не понимаем друг  друга,
позабыли, в чем состоит предмет. Я полагаю с своей стороны, положа  на  руку
на сердце: по восьми гривен за душу, это самая красная цена

избах  было темно и старо; многие крыши сквозили, как решето; на иных  оставался  только конек вверху да жерди по сторонам в виде ребр. Кажется, сами хозяева  снесли с них дранье и тес, рассуждая, и, конечно, справедливо, что в дождь избы  не кроют, а в ведро и сама не каплет, бабиться же в  ней  незачем,  когда  есть простор и в кабаке, и на большой  дороге,  -  словом,  где  хочешь.  Окна  в избенках были без стекол, иные были заткнуты тряпкой или зипуном; балкончики под крышами с перилами, неизвестно для каких причин делаемые в иных  русских избах, покосились и почернели даже  не  живописно.  Из-за  изб  тянулись  во многих местах рядами огромные клади хлеба, застоявшиеся, как  видно,  долго; цветом походили они на старый, плохо выжженный кирпич, на верхушке их  росла всякая дрянь, и даже  прицепился  сбоку  кустарник.

был  он  в  один  этаж, местами в два; на темной крыше, не везде надежно  защищавшей  его  старость, торчали два бельведера, один против другого, оба уже пошатнувшиеся, лишенные когда-то  покрывавшей  их  краски.  Стены  дома  ощеливали   местами   нагую штукатурную решетку и, как видно, много потерпели от всяких непогод, дождей, вихрей и осенних перемен. Из окон  только  два  были  открыты,  прочие  были заставлены ставнями или даже забиты досками. Эти два окна, с своей  стороны, были тоже подслеповаты; на одном из них  темнел  наклеенный  треугольник  из синей сахарной бумаги.

телеге.  Долго  он  не  мог
распознать, какого пола была фигура: баба или  мужик.  Платье  на  ней  было
совершенно неопределенное, похожее очень на женский капот, на голове колпак,
какой носят деревенские дворовые  бабы,  только  один  голос  показался  ему
несколько сиплым для женщины. "Ой, баба! - подумал он  про  себя  и  тут  же
прибавил: - Ой, нет!" - "Конечно, баба!" -  наконец  сказал  он,  рассмотрев
попристальнее. Фигура с своей  стороны  глядела  на  него  тоже  пристально.
Казалось, гость был для нее в диковинку, потому что она обсмотрела не только
его, но и Селифана, и лошадей, начиная с хвоста и до морды.  По  висевшим  у
ней за поясом ключам и по тому, что бранила  мужика  довольно  поносными
словами, Чичиков заключил, что это, верно, ключница

и что недостойно лежать на  столах.
Что именно находилось в куче, решить было трудно, ибо пыли  на  ней  было  в
таком  изобилии,  что  руки  всякого  касавшегося  становились  похожими  на
перчатки; заметнее прочего высовывался оттуда отломленный  кусок  деревянной лопаты и старая подошва сапога.

хоть разводи на них капусту, мука в подвалах превратилась в камень, и нужно  было ее рубить, к сукнам, холстам и домашним материям страшно было  притронуться: они обращались в пыль. Он уже позабывал сам, сколько у  него  было  чего,  и помнил только, в каком месте стоял у  него  в  шкафу  графинчик  с  остатком какой-нибудь настойки,  на  котором  он  сам  сделал  наметку,  чтобы  никто воровским образом ее не выпил

что председатель был не один, подле него сидел Собакевич, совершенно заслоненный зерцалом. Приход гостей произвел восклицание, правительственные кресла были отодвинуты с шумом. Собакевич тоже привстал со стула и стал виден со всех сторон с длинными своими рукавами. Председатель принял Чичикова в объятия, и комната присутствия огласилась поцелуями

за здоровье нового херсонского помещика, потом за благоденствие крестьян его и счастливое их переселение, потом за здоровье будущей жены его, красавицы, что сорвало приятную улыбку с уст нашего героя.
Приступили к нему со всех сторон и стали упрашивать убедительно остаться хоть на две недели в городе

толки, мнения, рассуждения о том, выгодно ли покупать на вывод крестьян.
Все эти толки и рассуждения произвели, однако ж, самые благоприятные следствия, какие только мог ожидать Чичиков. Именно, пронесли слухи, что он не более, не менее как миллионщик. Жители города и без того, как уже мы видели в первой главе, душевно полюбили Чичикова, а теперь, после таких слухов, полюбили еще душевнее.

не узнаю, зачем ты покупал мертвые души. Послушай, Чичиков, ведь тебе, право, стыдно, у тебя, ты сам знаешь, нет лучшего друга, как я.

клетухами; из экипажа вылезла барыня: эта барыня была помещица, коллежская секретарша Коробочка.
Старушка вскоре после отъезда нашего героя в такое пришла беспокойство насчет могущего произойти со стороны его обмана, что, не поспавши три ночи сряду, решилась ехать в город, несмотря на то что лошади не были подкованы, и там узнать наверно, почем ходят мертвые души и уж не промахнулась ли она, боже сохрани, продав их, может быть, втридешева

кто-нибудь мог что-либо понять. Дамы умели напустить такого тумана в глаза всем, что все, а особенно чиновники, несколько времени оставались ошеломленными.

города, чиновники имели случай заметить друг другу, что они даже похудели от этих забот и тревог. В самом деле, назначение нового генерал-губернатора, и эти полученные бумаги такого сурьезного содержания, и эти бог знает какие слухи — все это оставило заметные следы в их лицах, и фраки на многих сделались заметно просторней. Все подалось: и председатель похудел, и инспектор врачебной управы похудел, и прокурор похудел, и какой-то Семен Иванович, никогда не называвшийся по фамилии, носивший на указательном пальце перстень, который давал рассматривать дамам, даже и тот похудел. Конечно, нашлись, как и везде бывает, кое-кто неробкого десятка, которые не теряли присутствия духа, но их было весьма немного.

бедно, разбросанно и неприютно в тебе; не развеселят, не испугают взоров дерзкие дива природы, венчанные дерзкими дивами искусства, города с многооконными высокими дворцами, вросшими в утесы, картинные дерева и плющи, вросшие в домы, в шуме и в вечной пыли водопадов; не опрокинется назад голова посмотреть на громоздящиеся без конца над нею и в вышине каменные глыбы; не блеснут сквозь наброшенные одна на другую темные арки, опутанные виноградными сучьями, плющами и несметными миллионами диких роз, не блеснут сквозь них вдали вечные линии сияющих гор, несущихся в серебряные ясные небеса. Но какая же непостижимая, тайная сила влечет к тебе? Почему слышится и раздается немолчно в ушах твоя тоскливая, несущаяся по всей длине и ширине твоей, от моря до моря, песня? Что в ней, в этой песне? Что зовет, и рыдает, и хватает за сердце

Чудным звоном заливается колокольчик; гремит и становится ветром разорванный в куски воздух; летит мимо все, что ни есть на земли, и, косясь, постораниваются и дают ей дорогу другие народы и государства.

хозяйств, нравственные качества чиновников и помещиков.
Власть и народ.
Социальные проблемы общества: взяточничество, чинопочитательство, казнокрадство.
Влияние денег на межличностные отношения

Н. В. Гоголь?

Какие нравственные вопросы рассматиривает
автор на страницах поэмы?