Презентация, доклад по литературе на тему: Хронотоп как литературоведческая категория. Научное творчество М.М. Бахтина (11 класс).

наш – М.Г.) М.М. Бахтин

Михаил Михайлович Бахтин (1895-1975) – литературовед, философ, историк и теоретик европейской культуры и искусства, исследователь языка и эпических форм повествования. Создатель новой теории европейского романа, в том числе концепции полифонизма (многоголосия) в литературном произведении.
Родился в Орле. В семье было шестеро детей. Когда ему было 10 лет, семья переехала сначала в Вильно (ныне Вильнюс), а потом в Одессу, где он закончил гимназию. Поступил на историко-филологический факультет Новороссийского университета, затем перешел в Петроградский университет. По окончании университета преподавал в Невеле в единой трудовой школе. Там сложился тесный круг единомышленников-интеллектуалов: оригинальный мыслитель и литературовед М.И.Коган, философ, поэт и музыковед В.Н.Волошинов, философ и филолог Л.В.Пумпянский. В 1919 году Бахтин опубликовал первую статью - «Искусство и ответственность».

французским.
Братья Бахтины в детстве под руководством гувернантки разыгрывали сцены из «Илиады» и продолжали устраивать театральные представления даже после её ухода.
 В 1973 году филолог Виктор Дувакин в рамках работы над созданием фонда звуковых мемуаров по истории русской культуры первой трети XX века взял у Михаила Бахтина знаменитое 18‑часовое интервью, которое само в свою очередь стало впоследствии предметом научных исследований.
С 1992 года в Витебске издается «Журнал научных разысканий о биографии, теоретическом наследии и эпохе М. М. Бахтина» (изначально - «Ежеквартальный журнал исследователей, последователей и оппонентов М. М. Бахтина») «Диалог. Карнавал. Хронотоп». После перерыва в 2004-2008 годах журнал с 2009 года выходит два раза в год.

произведения для читателя автор — совокупность творческих принципов, долженствующих быть осуществленными, единство трансгредиентных моментов видения, активно относимых к герою и его миру. Его индивидуация как человека есть уже вторичный творческий акт читателя, критика, историка, независимый от автора как активного принципа видения, — акт, делающий его самого пассивным.

«Автор и герой в эстетической деятельности» (1920-е гг.)
«… автор не носитель душевного переживания, и его реакция не пассивное чувство и не рецептивное восприятие, автор — единственно активная формирующая энергия, данная не в психологически конципированном сознании, а в устойчиво значимом культурном продукте, и активная реакция его дана в обусловленной ею структуре активного видения героя как целого, в структуре его образа, ритме его обнаружения, в интонативной структуре и в выборе смысловых моментов».

Ухтомский: «закономерная связь пространственно-временных координат».
М.М. Бахтин: «Хронотоп» мы понимаем как формально-содержательную категорию литературы.
В литературно-художественном хронотопе имеет место слияние пространственных и временных примет в осмысленном и конкретном целом. Время здесь сгущается, уплотняется, становится художественно-зримым; пространство же интенсифицируется, втягивается в движение времени, сюжета, истории. Приметы времени раскрываются в пространстве, и пространство осмысливается и измеряется временем. Этим пересечением рядов и слиянием примет характеризуется художественный хронотоп.
 Хронотоп как формально-содержательная категория определяет (в значительной мере) и образ человека в литературе; этот образ всегда существенно хронотопичен.

«Формы времени и хронотопа в романе»
(1937-1938)

условно «авантюрным романом испытания». Сюда мы относим весь так называемый «греческий» или «софистический» роман, сложившийся во II–VI веках нашей эры.

времени со всеми его специфическими особенностями и нюансами.

«Вдруг» и «как раз» — наиболее адекватные характеристики всего этого времени, ибо оно вообще начинается и вступает в свои права там, где нормальный и прагматически или причинно осмысленный ход событий прерывается и дает место для вторжения чистой случайности с ее специфической логикой. Эта логика — случайное совпадение, то есть случайная одновременность и случайный разрыв, то есть случайная разновременность.

«время случая» есть специфическое время вмешательства иррациональных сил в человеческую жизнь, вмешательство судьбы («тюхе»), богов, демонов, магов-волшебников, в поздних авантюрных романах — романных злодеев, которые, как злодеи, используют как свое орудие случайную одновременность и случайную разновременность, «подстерегают», «выжидают», обрушиваются «вдруг» и «как раз».

Моменты авантюрного времени лежат в точках разрыва нормального хода событий, нормального жизненного, причинного или целевого ряда, в точках, где этот ряд прерывается и дает место для вторжения нечеловеческих сил — судьбы, богов, злодеев. Именно этим силам, а не героям принадлежит вся инициатива в авантюрном времени.

типу в строгом смысле относятся только два произведения: «Сатирикон» Петрония (дошедший до нас в сравнительно небольших фрагментах) и «Золотой осел» Апулея (дошел полностью).

природным и мифологическим временем (основные этапы его развития: Гесиод — Феокрит — Вергилий. Оно прежде всего совершенно оторвано от природы (и от природно-мифологических циклов). От этого циклического времени (во всех его вариациях) резко отличается романное бытовое время логических циклов). Этот отрыв бытового плана от природы даже подчеркивается. Мотивы природы появляются у Апулея лишь в ряду: вина — искупление — блаженство. Быт — это преисподняя, могила, где и солнце не светит, и звездного неба нет. Поэтому быт здесь дается как изнанка подлинной жизни. Быт здесь — приапичен, его логика — логика непристойности.

  Бытовое время в «Золотом осле» и в других образцах античного авантюрно-бытового романа не циклическое.

план (греховная жизнь — кризис — искупление — святость). Авантюрно-бытовой план дан в форме обличения греховной жизни или в форме покаянной исповеди.

В «Сатриконе» Петрония социальное многообразие становится почти противоречивым. В связи с этим появляются в его мире и зачаточные следы исторического времени — приметы эпохи.

Авантюрное время здесь тесно переплетается с бытовым (поэтому «Сатирикон» ближе к европейскому типу плутовского романа).

новый специфически построенный образ человека, проходящего свой жизненный путь.

Первая разновидность: «платоновскимй тип», так как он нашел наиболее отчетливое и раннее выражение в таких произведениях Платона, как «Апология Сократа» и «Федон». Этот тип автобиографического самосознания человека связан со строгими формами мифологической метаморфозы. В основе ее лежит хронотоп — «жизненный путь ищущего истинного познания». Жизнь такого ищущего расчленяется на точно ограниченные эпохи, или ступени. Путь проходит через самоуверенное невежество, через самокритический скепсис и через познание самого себя к истинному познанию (математика и музыка).

Третий тип античного романа. Античная биография и автобиография

«энкомион» — гражданская надгробная и поминальная речь, заменившая собою древнюю «заплачку» («тренос»). Форма энкомиона определила и первую античную автобиографию — защитительную речь Исократа.

Хронотоп площади («агора»). На площади впервые раскрылось и оформилось автобиографическое (и биографическое) самосознание человека и его жизни на античной классической почве.

но отнюдь не время становления и роста человека.

с определенными рубриками, по которым и распределяется весь биографический материал: общественная жизнь, семейная жизнь, поведение на войне, отношения к друзьям, достойные запоминания изречения, добродетели, пороки, наружность, habitus и т.п. Различные черты и свойства характера подбираются из различных и разновременных событий и случаев жизни героя и разносятся по указанным рубрикам.

Главным представителем этого второго античного типа биографий был Светоний.

называемые «консолации» (утешения). Эти консолации строились в форме диалога с философией-утешительницей. Прежде всего нужно назвать не дошедшую до нас «Consolatio» Цицерона, написанную им после смерти его дочери. Сюда же относится и «Hortensius» его. В последующие эпохи мы встретим такие консолации у Августина, у Боэция и, наконец, у Петрарки.
      

его с пространством также технична.

Рыцарский роман

Рыцарский роман работает авантюрным временем — в основном греческого типа, хотя в некоторых романах имеется большее приближение к авантюрно-бытовому апулеевскому типу («Парцифаль» Вольфрам фон Эшенбах).

Хронотоп — разнообразно чужой и несколько абстрактный мир.

(уже в позднем прозаическом рыцарском романе, в котором усиливаются элементы греческого романа) и уже никогда не восстановятся полностью.

Герой рыцарского романа устремляется в приключения как в родную стихию, мир для него существует только под знаком чудесного «вдруг», это — нормальное состояние мира. Он — авантюрист, но авантюрист бескорыстный. Он по самому своему существу может жить только в этом мире чудесных случайностей и в них сохранять свое тождество.

 В конце средневековья появляются произведения особого рода, энциклопедические (и синтетические) по своему содержанию и построению в форме «видений». «Роман о розе» (Гильом де Лоррис) и его продолжение (Жан де Мен), «Видение о Петре-пахаре» (Ленгленда), «Божественная комедия».

чисто смысловыми, вневременно-иерархическими разделениями и связями — таково формообразующее устремление Данте, определившее построение образа мира по чистой вертикали.

«…чтобы понять мир, нужно сопоставить все в одном времени, то есть в разрезе одного момента, нужно видеть весь мир как одновременный».

Вертикальный хронотоп Данте в дальнейшей истории литературы никогда уже не возрождался с такою последовательностью и выдержанностью.
 

Попытка создать вертикаль
у Ф.М. Достоевского

народные корни, связанные с народом освященными привилегиями непричастности жизни самого шута и неприкосновенности шутовского слова, связанные с хронотопом народной площади и с театральными подмостками.

    Очень важный момент при этом — непрямое, переносное значение всего образа человека, сплошная иносказательность его. Этот момент, конечно, связан с метаморфозой. Шут и дурак — метаморфоза царя и бога, находящихся в преисподней, в смерти (аналогичный момент метаморфозы бога и царя в раба, преступника и шута в римских сатурналиях и в христианских страстях Бога).

пародируя, не быть буквальным, не быть самим собою; право проводить жизнь через промежуточный хронотоп театральных подмостков, изображать жизнь как комедию и людей как актеров; право срывать маски с других; право браниться существенной (почти культовой) бранью; наконец, право предавать публичности частную жизнь со всеми ее приватнейшими тайниками.            

Второе направление трансформации — введение их в содержание романа как существенных героев (в прямом или трансформированном виде).          
Плутовской роман в основном работает хронотопом авантюрно-бытового романа — «дорогой по родному миру» Новым здесь является резкое усиление момента разоблачения дурной условности и всего существующего строя (особенно в «Гусмане из Альфа-раче» и в «Жиль Блазе»).    Роман Сервантеса   «Дон-Кихот» - пародийное пересечение хронотопа «чужого чудесного мира» рыцарских романов с «большой дорогой по родному миру» плутовского романа.

и времени, пафоса пространственных и временных далей и просторов.

Раблезианский хронотоп

 Прямая пропорциональность, качество и его пространственно-временное выражение в мире Рабле самого начала связаны в неразрывном единстве его образов.

Образы нарочито противопоставлены диспропорциональности феодально-церковного мировоззрения, где ценности враждебны пространственно-временной реальности, вечное — мигом. как суетному, бренному и греховному началу, где большое символизуется малым, сильное — слабым и немощным
          

Категория роста, притом реального пространственно-временного роста, одна из самых основных категорий раблезианского мира.

группы:
ряды человеческого тела в анатомическом и физиологическом разрезе;
ряды человеческой одежды;
ряды еды;
ряды питья и пьянства;
половые ряды (совокупление);
ряды смерти;
ряды испражнений.

Каждый из этих семи рядов обладает своей специфической логикой, в каждом ряду свои доминанты.

Рабле очень часто.

Человек овнешняется и освещается словом весь и сплошь, во всех своих жизненных проявлениях. Но при этом человек вовсе не дегероизуется и не принижается, отнюдь не становится человеком «низкого быта». Скорее можно говорить о героизации у Рабле всех функций телесной жизни — еды, питья, испражнений, половой сферы.

В ряду смерти, в точках пересечения этого ряда с рядом еды и питья и половым рядом и в непосредственном соседстве смерти с рождением новой жизни природа раблезианского смеха раскрывается с полной ясностью; раскрываются и подлинные источники и традиции этого смеха; применение же этого смеха ко всему широкому миру социально-исторической жизни («эпопея смеха»), к эпохе, точнее — к рубежу двух эпох, раскрывает его перспективы и его последующую историческую продуктивность.

все, что в этом времени существует, — существует только для коллектива. Индивидуальный ряд жизни еще не выделился (внутреннее время индивидуальной жизни еще не существует, индивидуум живет весь вовне, в коллективном целом). И труд и потребление коллективны. Время трудовое.

Фольклорные основы раблезианского хронотопа

Время продуктивного роста. Это время прозябания, цветения, плодоношения, созревания, умножения плодов, приплода. Ход времени не уничтожает и не уменьшает, а умножает и увеличивает количество ценностей; вместо одного посеянного зерна рождается много зерен, приплод всегда перекрывает гибель отдельных экземпляров.

.

Ближайшим и непосредственным источником Рабле была народная смеховая культура средних веков и Возрождения.

к пространству в идиллии: органическая прикрепленность, приращенность жизни и ее событий к месту — к родной стране со всеми ее уголками. Идиллическая жизнь и ее события неотделимы от этого конкретного пространственного уголка. Пространственный мирок этот ограничен и довлеет себе, не связан существенно с другими местами, с остальным миром. Но локализованный в этом ограниченном пространственном мирке ряд жизни поколений может быть неограниченно длительным. Единство жизни поколений. Единство места жизни поколений ослабляет и смягчает все временные грани между индивидуальными жизнями. Это определяемое единством места смягчение всех граней времени существенно содействует и созданию характерной для идиллии циклической ритмичности времени.
Другая особенность идиллии — строгая ограниченность ее только основными немногочисленными реальностями жизни. Любовь, рождение, смерть, брак, труд, еда и питье (стихотворение Гебеля «Овсяной кисель» в переводе В.А. Жуковского) , возрасты — вот эти основные реальности идиллической жизни.
Третья особенность идиллии, тесно связанная с первой, — сочетание человеческой жизни с жизнью природы, единство их ритма, общий язык для явлений природы и событий человеческой жизни.

Идиллический роман

Идиллия и, ж. (фр. idylle < греч. eidyllion). 1. Жанровая разновидность буколики: поэтическое произведение, изображающее идеализированную безмятежную жизнь на лоне природы. || Ср. пастораль. 2. перен., ирон. Мирное, счастливое существование (Толковый словарь иностранных слов Л. П. Крысина. - М: Русский язык, 1998).

Т. Манн). Ведущая тема - разрушение идиллии и идиллически-семейных и патриархальных отношений. Тема разрушения идиллии (понятой в широком смысле) становится одной из основных тем литературы в конце XVIII и в первой половине XIX века. Тема разрушения ремесленной идиллии переходит даже во вторую половину XIX века (Крецер — «Мастер Тимпе)
  Трактовка темы разрушения идиллии может быть, конечно, весьма различной. Эти различия определяются как разным пониманием и оценкой разрушаемого идиллического мира, так и разной оценкой разрушающей силы, то есть нового, капиталистического мира. Для основной классической линии в разработке этой темы — линии Гете, Голдсмита, Жан-Поля — разрушаемый идиллический мир берется не как голый факт отходящего феодального прошлого во всей его исторической ограниченности, — но с известной философской сублимацией (руссоистской): на первый план выдвигается глубокая человечность самого идиллического человека и человечность отношений между людьми, далее цельность идиллической жизни, ее органическая связь с природой, особо выделяется немеханизованный идиллический труд и, наконец, идиллические вещи, не оторванные от собственного труда, неразрывно связанные с этим трудом и идиллическим бытом. В то же время подчеркнута узость и замкнутость идиллического мирка . И.А. Гончаров «Обломов»: В самой идиллии раскрываются все основные идиллические соседства — культ еды и питья, дети, половой акт, смерть и т. д. (реалистическая эмблематика). Стремление Обломова к постоянству, неизменности обстановки, его боязнь перемещения, его отношение к времени.

Гете: человек должен воспитать или перевоспитать себя для жизни в этом большом и чужом для него мире, он должен его освоить, сроднить. Экспатриация человека. Процесс личного перевоспитания вплетен в исторический процесс. Гегель: роман должен воспитать человека для жизни в буржуазном обществе.

Разрушение идиллии

он отличается высокой степенью эмоционально-ценностной интенсивности. Связанный с ним хронотоп дороги обладает более широким объемом, но несколько меньшей эмоционально-ценностной интенсивностью. Встречи в романе обычно происходят на «дороге». «Дорога» — преимущественное место случайных встреч.

романа — «гостиная-салон» (в широком смысле). У них она приобретает полноту своего значения как место пересечения пространственных и временных рядов романа. С точки зрения сюжетной и композиционной здесь происходят встречи (уже не имеющие прежнего специфически случайного характера встречи на «дороге» или в «чужом мире»), создаются завязки интриг, совершаются часто и развязки, здесь, наконец, что особенно важно, происходят диалоги, приобретающие исключительное значение в романе, раскрываются характеры, «идеи» и «страсти» героев.

Хронотоп «гостиной-салона»

восполнение — это хронотоп кризиса и жизненного перелома. Самое слово «порог» уже в речевой жизни (наряду с реальным значением) получило метафорическое значение и сочеталось с моментом перелома в жизни, кризиса, меняющего жизнь решения (или нерешительности, боязни переступить порог). В литературе хронотоп порога всегда метафоричен и символичен, иногда в открытой, но чаще в имплицитной форме. У Достоевского, например, порог и смежные с ним хронотопы лестницы, передней и коридора, а также и продолжающие их хронотопы улицы и площади являются главными местами действия в его произведениях, местами, где совершаются события кризисов, падений, воскресений, обновлений, прозрений, решений, определяющих всю жизнь человека. Время в этом хронотопе, в сущности, является мгновением, как бы не имеющим длительности и выпадающим из нормального течения биографического времени. Эти решающие мгновения входят у Достоевского в большие объемлющие хронотопы мистерийного и карнавального времени.

называемом «готическом», или «черном», романе новая территория свершения романных событий — «зáмок» (впервые в этом значении у Горация Уолпола — «Замок Отранто», затем у Радклиф, Льюиса и др.). Замок насыщен временем, притом историческим в узком смысле слова, то есть временем исторического прошлого.

Хронотоп замка

наблюдаем множество хронотопов и сложные, специфические для данного произведения или автора взаимоотношения между ними, причем обычно один из них является объемлющим, или доминантным. Хронотопы могут включаться друг в друга, сосуществовать <…> в более сложных взаимоотношениях. Эти взаимоотношения между хронотопами сами уже не могут входить ни в один из взаимоотносящихся хронотопов. Общий характер этих взаимоотношений является диалогическим (в широком понимании этого термина). Но этот диалог не может войти в изображенный в произведении мир, ни в один из его (изображенных) хронотопов: он — вне изображенного мира, хотя и не вне произведения в его целом. Он (этот диалог) входит в мир автора, исполнителя и в мир слушателей и читателей. И эти миры также хронотопичны.

Границы хронотопического анализа

не поддаются временным и пространственным определениям. Таковы, например, все математические понятия: мы их используем для измерения пространственных и временных явлений, но сами они как таковые не имеют временно-пространственных определений; они — предмет нашего абстрактного мышления. Это — абстрактно-понятийное образование, необходимое для формализации и строго научного изучения многих конкретных явлений. Но смыслы существуют не только в абстрактном мышлении, — с ними имеет дело и художественное мышление. Эти художественные смыслы также не поддаются временно-пространственным определениям. Более того, всякое явление мы как-то осмысливаем, то есть включаем его не только в сферу временно-пространственного существования, но и в смысловую сферу. Это осмысление включает в себя и момент оценки. Но вопросы о форме бытия этой сферы и о характере и форме осмысливающих оценок — вопросы чисто философские (но, разумеется, не метафизические), обсуждать которые мы здесь не можем. Здесь же нам важно следующее: каковы бы ни были эти смыслы, чтобы войти в наш опыт (притом социальный опыт), они должны принять какое-либо временно-пространственное выражение, то есть принять знаковую форму, слышимую и видимую нами (иероглиф, математическую формулу, словесно-языковое выражение, рисунок и др.). Без такого временно-пространственного выражения невозможно даже самое абстрактное мышление.

проблему чужого слова как «первофеномена гуманитарного мышления», идею «далеких» и «близких» контекстов, «большого времени» культуры и др. Основные труды Бахтина переведены на многие европейские и восточные языки; проводятся регулярные международные конференции, посвященные Бахтину, выпускаются монографии о нем, издаются «именные» периодические издания. В центре дискуссий западных и отечественных исследователей творчества Бахтина — соотношение бахтинской теории смеха с христианским его пониманием, западноевропейские и русские источники бахтинских идей, реальная осуществимость в художественной практике полифонической формы романа, конкретная лингвистическая верификация идеи двухголосого слова как единой конструкции, концепция романа и истории развития литературы в целом, концептуальная совместимость полифонической и карнавальной теорий, религиозная позиция самого Бахтина и т. п. Особую проблему составляет авторство т. н. «девтероканонического корпуса».

Заключение

1992. - 256 с.
Бахтин М.М. Формы времени и хронотопа в романе. Очерки по исторической поэтике / В кн. Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. - М., 1976 .
Библер В.С. М. М. Бахтин, или Поэтика культуры. - М.: Прогресс, 1991. - 176 с.
Вахрушев В.С. Время и пространство как метафора в «Тропике рака» Г. Миллера (К проблеме хронотопа) // Диалог. Карнавал. Хронотоп. - 1992. - №1. - С. 35-39.
Гоготишвили Л.А. Варианты и инварианты М. М. Бахтина. //Вопросы философии. - 1992. - №1. - С. 132-133.
Иванов Вяч. Вс. Значение идей М. М. Бахтина для современной семиотики. // Учен. зап. Тарту. - Ун-та Вып. 308. - Тарту, 1973 .
Исупов К.Т. От эстетики жизни к эстетике истории (традиции русской философии у М. М. Бахтина) // Диалог. Карнавал. Хронотоп. – 1993. - №2 .
Махлин В. Л. Михаил Михайлович Бахтин. - М., 2010. - 440 с. - (Философия России второй половине XX в.). 
М. М. Бахтин: pro et contra. - СПб. - 2001 .