Слайд 1« Перед Господом
не постесняюсь
называться
Донским казаком »
Работу подготовили:
учитель русского языка и литературы Гринкевич Г.алина Григорьевна
учитель истории Яковенко Татьяна Владимировна
Слайд 2Жизнь,
судьба,
творчество
Николая Николаевича Туроверова
Слайд 3Мы отдали всё, что имели,
Тебе, восемнадцатый год,
Твоей азиатской метели
Степной – за
Россию - поход.
Н.Н. Туроверов
Слайд 420-летним белым офицером Николай Туроверов покинул Россию
с последним пароходом Врангеля, чтобы
вернуться домой через три четверти века — своими стихами, посмертно.
Слайд 5 Сегодня на родине «донского Есенина», в Старочеркасске, установлена мемориальная доска
с его бронзовым портретом, а книги изданы, пусть и небольшими тиражами. литературоведы всерьез называют Туроверова лучшим поэтом первой волны эмиграции, публика почти не знакома ни с его творчеством, ни с биографией. Очень удобная ситуация, чтобы начать творить из человека легенду дурного пошиба. А это, право, было бы обидно: сам Николай Николаевич терпеть не мог фальши.
Слайд 6
Казаков казачки проводили,
Казаки простились с Тихим Доном.
Разве мы — их дети
— позабыли,
Как гудел набат тревожным звоном?
Казаки скакали, тесно стремя
Прижимая к стремени соседа.
Разве не казалась в это время
Неизбежной близкая победа?
О, незабываемое лето!
Разве не тюрьмой была станица
Для меня и бедных малолеток,
Опоздавших вовремя родиться?
Слайд 7Великолепный переполох
Николай Николаевич поступает вольноопределяющимся в Атаманский полк, в составе которого
уходит на фронт. Очень быстро его производят в урядники, а через месяц — в сентябре 1917-го — откомандировывают на Дон, чтобы в ускоренном порядке «выучить» на офицера.
В качестве портупей-юнкера Туроверова зачисляют в Новочеркасское военное училище.
Слайд 8В Крыму Белая армия давала «последнюю гастроль».
Сломив оборону отборных, но
малочисленных офицерских сил, красные дивизии взяли Турецкий вал.
Это был последнее, о чем сумел рассказать Туроверов, — скупыми и пронзительными строками короткой поэмы.
Слайд 9
Нас было мало, слишком мало,
От вражьих толп темнела даль;
Но твёрдым блеском
засверкала
Из ножен вынутая сталь.
Последних пламенных порывов
Была исполнена душа,
В железном грохоте разрывов
Вскипали воды Сиваша.
И ждали все, внимая знаку,
И подан был знакомый знак…
Полк шёл в последнюю атаку,
Венчая путь своих атак…
поэма «Перекоп»:
Слайд 10Была врангелевская эвакуация.
В первых числах ноября 1920 года среди 140 тысяч русских военных, в том числе 50 тысяч казаков, Туроверов навсегда покинул родину.
Его, раненого, внесли на один из последних пароходов в Севастопольском порту. Следом по трапу поднялась жена — Юлия Грекова, красавица-казачка, медсестра крымского госпиталя.
Слайд 11 Помню горечь соленого ветра,
Перегруженный крен корабля;
Полосою синего фетра
Уходила в тумане
земля;
Но ни криков, ни стонов, ни жалоб,
Ни протянутых к берегу рук, —
Тишина переполненных палуб
Напряглась, как натянутый лук,
Напряглась и такою осталась
Тетива наших душ навсегда.
Черной пропастью мне показалась
За бортом голубая вода.
Слайд 12 «Уходили мы из Крыма»
Среди дыма и огня,
Я с кормы всё
время мимо
В своего стрелял коня.
А он плыл изнемогая
За высокою кормой,
Всё не веря, всё не зная,
Что прощается со мной.
Сколько раз одной могилы
Ожидали мы в бою…
Конь всё плыл, теряя силы,
Веря в преданность мою.
Мой денщик стрелял не мимо,
Покраснела чуть вода…
Уходящий берег Крыма
Я запомнил навсегда.
Слайд 13Кем вы были в мирной жизни?
В полдневный час у пристани, когда
Грузили
мы баржу под взглядом сенгалеза,
И отражала нас стеклянная вода.
Мы смутно помним прошлые года,
Неся по сходням соль, в чувалах хлеб и мыло.
В один недавний сон слилося всё, что было,
И всё, что не было, быть может, никогда.
Слайд 14В крови, в слезах — не понаслышке
Мне стыдно поднимать глаза
На самохвальные
писанья.
Была гроза, прошла гроза, —
Остались лишь воспоминанья;
И вот, во имя новых гроз,
В молниеносной передышке,
Пиши о том, что перенес
В крови, в слезах, — не понаслышке.
Слайд 15« Покров»
Эту землю снова и снова
Поливала горячая кровь.
Ты стояла
на башне Азова
Меж встречающих смерть казаков.
И на ранней заре, средь тумана,
Как молитва звучали слова:
За Христа, за святого Ивана,
За казачий престол Покрова,
За свободу родную, как ветер,
За простую степную любовь, И за всех православных на свете….
Слайд 16Ни жалости, ни состраданья?
Вторая мировая война расколола русскую эмиграцию. Конечно, далеко
не все примкнули к атаману Краснову, в 80 лет поступившему на службу вермахту из-за ненависти к большевизму. Однако нападение Гитлера на СССР во многих всколыхнуло непонятные надежды: казалось, что после вскрытия «герметической банки»
Слайд 17« Наш Иностранный легион — наследник римских легионов »
Нам всё равно,
в какой стране
Сметать народное восстанье,
И нет в других, как нет во мне,
Ни жалости, ни состраданья.
Вести учет: в каком году —
Для нас ненужная обуза;
И вот, в пустыне, как в аду,
Идем на возмущенных друзов.
Слайд 18
Я знаю, не будет иначе.
Всему свой черед и пора.
Не вскрикнет никто,
не заплачет,
Когда постучусь у двора.
Чужая на выгоне хата,
Бурьян на упавшем плетне,
Да отблеск степного заката,
Застывший в убогом окне.
И скажет негромко и сухо,
Что здесь мне нельзя ночевать
В лохмотьях босая старуха,
Меня не узнавшая мать.
Слайд 19Жизнь оказалась нежней, чем думал
В 1995 году был издан первый небольшой
стихотворный сборник, в 99-м — второй, достаточно объемный, название которому дала туроверовская строка «Двадцатый год — прощай, Россия».
Тиражи были небольшими — три и пять тысяч экземпляров.
Слайд 20Отечество узнало о замечательном казачьем поэте Туроверове после телевизионного фильма Никиты
Михалкова «Казаки: неразделенная любовь» из документального цикла «Русский выбор».
Слайд 21
Новочеркасск
Колокола могильно пели.
В
домах прощались, во дворе
Венок плели, кружась, метели
Тебе, мой город на горе.
Теперь один снесёшь ты муки
Под сень соборного креста.
Я помню, помню день разлуки,
В канун Рождения Христа,
И не забуду звон унылый
Среди снегов декабрьских вьюг
И бешеный галоп кобылы,
Меня бросающей на юг.
Слайд 22Как когда-то над сгубленной
Сечью.
Горевал в своих песнях Тарас,
Призываю любовь человечью,
Кто теперь погорюет о нас?
Но в разлуке с тобой не прощаюсь,
Мой далекий отеческий дом,
Перед Господом не постесняюсь
Называться Донским казаком.
Слайд 23Равных нет мне в жестоком счастьи:
Я, единственный, званый на пир,
Уцелевший еще
участник
Походов, встревоживших мир.
На самой широкой дороге,
Где с морем сливается Дон,
На самом кровавом пороге,
Открытом со всех сторон,
На еще неразрытом кургане,
На древней, как мир, целине, —
Я припомнил все войны и брани,
Отшумевшие в этой стране.
Точно жемчуг в черной оправе,
Будто шелест бурьянов сухих, —
Это память о воинской славе,
О соратниках мертвых моих.
Будто ветер, в ладонях взвесив,
Раскидал по степи семена:
Имена Ты их. Господи, веси —
Я не знаю их имена.
Слайд 24Больше ждать, и верить, и томиться.
Больше ждать, и верить, и томиться,
Притворяться
больше не могу.
Древняя Черкасская станица, -
Город мой на низком берегу
С каждым годом дальше и дороже.
Время примериться мне с судьбой.
Для тебя случайный я прохожий,
Для меня, наверно, ты чужой.
Ничего не помню и не знаю!
Фея положила в колыбель
Мне свирель прадедовского края
Да насущный хлеб чужих земель…
Слайд 26Почему люди, вынужденные бежать из России, всю жизнь писали о ней?
Чем она стала для эмигрантов?