Презентация, доклад на тему Игра по роману М.А.Шолохова Тихий Дон

что Григорий вернется к ней, сердцем ждала, исходила по ночам в жгучей тоске, крушилась, растоптанная нежданной, незаслуженной обидой.
Пришла она к свекрам после долгих колебаний. Отец ее не пускал, покрикивал и стыдил, разубеждал, но ей неловко было после выздоровления глядеть на своих и чувствовать себя в родной, когда-то семье, почти чужой. Попытка самоубийства отдалила ее от родных.
Задолго до света она затопила печь и к утру выпекла хлеб и насушила две сумы сухарей.

что творилось вокруг и чему он был видным участником – начал пить. Потребность в пьянке стремительно вошли в привычку. Пил он много, но не перепивал через край, на ногах всегда был тверд.
Она удивительно скоро оправилась после смерти Петра. Первое время тосковала, желтела от горя и даже будто истарилась. Но как только дунул вешний ветерок, едва лишь пригрело солнце – на щеках ее расцвел тонкий румянец, заблестели потускневшие глаза.

отбросила его от коня. Сверху черным дождем сыпались комки и крохи земли, вывернутые корневища трав.
На пороге стояла она. Узкий белый лоб был влажен от пота, а на бледном лице с такой иступленной страстью горели злые глаза, что у Григория при взгляде на нее радостно вздрогнуло сердце.

Полный месяц ярко освещал ее осунувшееся лицо, ввалившиеся глаза, страдальчески изогнутые брови. Она шла, покачиваясь, как тяжело раненный зверь, и там, где ступала ее нога – оставалось темное кровяное пятно.
Эта мудрая и мужественная старуха – с места не сдвинулась. Она знала, что такому горю словами не поможешь: знала и то, что лучше слезы, чем сухие глаза и твердо сжатые губы.

пойти куда-либо к жилью он не решался. Он утратил со смертью Аксиньи и разум и былую смелость. Треск поломанной ветки, шорох в густом лесу, крик ночной птицы – все повергло его в страх и смятение. Питался он недозрелыми ягодами клубники, какими-то крохотными грибами.
Выдали ее за Степана семнадцати лет. Взяли с хутора Дубровка, с той стороны Дона, с песков. Года полтора не прощал ей обиду, пока не родился ребенок.

костылем вдоль спины. Григорий, изогнувшись, повис на отцовской руке. Старик разошелся не на шутку: поднес раз жене, опрокинул столик со швейной машиной, и, навоевавшись вдоволь, вылетел на баз.
Она неотступно была в его мыслях: полузакрыв глаза, мысленно целовал ее, говорил ей откуда-то набредавшие на язык горячие и ласковые слова, потом отбрасывал это, вспоминал встречи.

разделся, бережно повесил праздничные, с лампасами, шаровары, перекрестился, лег. На сердце – сладостная пустота. Хорошо и бездумно.
Она подпрыгивала на грядушке, счастливыми глазами разглядывала луг и встречавшихся по дороге людей. Лицо ее веселое, тронутое загаром и у переносицы веснушками….”

в душе ненависть с великой любовью. Шла баба на новое бесчестье, на прежний позор: решила отнять Гришку у счастливой, ни горя ни радости любовной, не видавшей Натальи.
Он подошел к Дону против хутора Татарского, долго смотрел на родной двор…”

не придешь. Ты меня заморозила, окаянная баба. Чего дрогнула? Озябла?”
“Я горячая, погрею. Давай к плетню отойдем. Что же так – то посредь дороги?”
“Здорово живете, батя. Я…пришла…коль не прогоните, останусь навовсе у вас.”
“Жил и все испытал я за отжитое время. Баб и девок перелюбил, на хороших конях….эх! потоптал степи, отцовством радовался и людей убивал, сам на смерть ходил, на синее небо красовался….”

не спит, иссохну об тебе. Вздумай – 4года, будь она проклята, служба твоя, разлучница.”
“Ты чего ж к старикам не заглянешь? Бабы там по тебе соскучились. Ну, как живешь? Ты не горюй по нем, по сукиному сыну, он ногтя твоего не стоит.”
“Аксинья, я не считаться
пришел. Думал об тебе.
Сердце кровью запеклось.
День и ночь из ума
не идешь.”

с братом, матерь порадуй, жена вон истосковалась.”
“Батянюшка, пропала жизня моя, ушел Гришка с своей присухой, одна я батянюшка, как колесом перееханная.”
“Я вам, батя, не во гнев скажу, не я женился, а вы меня женили.”

Придет муж – небось бросишь меня? Побоишься? Гришка! Душу ты мою вынаешь! Сгубилась я.”
“Расскажи, милаха, как мужа ждала, мужнину честь берегла? Ну?”
“Чужая ты какая-то. Ты как этот месяц: не холодишь и не греешь Не люблю я тебя, ты не гневайся.”

с базу, куда глада твои глядят. Вот мой сказ!”
“Наташку-то жалеют будить, дрыхнет, бессовестная. Что же я надвое должна разорваться?”
“Женить сукиного сына! Женю! Завтра же поеду сватать! Дожил, что сыном в глаза смеются! На дурочке женю!”

гутарила, кубыть, к Коршуновым, за ихнюю Наталью.”
“А Гришку твоего, захочу-с костями съем и ответа держать не буду! Ну, люб мне Гришка! Мой! Мой! Владаю им и буду владать!
“Но – но, соседка, не ругайся. Проводишь мужа в лагеря, может и я в хозяйстве сгожусь.”

в кого он такой кобелина выродился? Неужели в меня?”
“Уж какая я есть! А вот Наташенька– твоя писаная, немазанная, а вчера отшила тебя? Так тебе и надо кобелю, не будешь через закон перелазить.”
“Я вам хочу сказать про одно. Буду с Григорием жить или нет, пока неизвестно, но родить больше от него не хочу.”

этом матери. Да ишо вот что: пущай она отцу не говорит про это, а то старик взбесится, выгонит меня из дому. Этого мне еще недоставало.”
“Видишь, какая я…свистнул, как собачонка и побежала я за тобой. Это любовь да тоска по тебе, Гришка, так меня скрутили. Только детишек жалко, а о себе и “ох”не скажу. Везде пойду за тобой, хоть на смерть.”

я знаю : не любишь ты его, а тянешься за ним по привычке. Да и любила ли ты когда-нибудь так, как я? Должно быть, нет! Ты с Листницким путалась, с кем ты, гулящая, не путалась? Когда любят, так не делают…”
“А мне вот ни одного дюже не довелось любить! Любила по – собачьему, кое – как, как приходилось. Мне бы теперь сызнова жизнь начать, – я может быть другой стала.”

Господи! Накажи его, проклятого! Срази его там насмерть! Чтобы больше не жил он, не мучил меня!”
“Ох и постарел же ты, братушка! Серый какой – то, как бирюк!”
“Попрошу на меня не орать! Ежли вы, ваше превосходительство, спробуете тронуть меня хоть пальцем – зарублю на месте!”

Вот уж дети у меня большие, да и сам я наполовину седой сделался, сколько годков промеж нами пропасть, – все думается о тебе…”
“Маманя, разбудите Мишатку, Полюшку! Хочу поглядеть на них, мне плохо!”
“А как бы ты думал? Сладко мне одной? Поеду, Гришенька, родненький. Пеши пойду, поползу следом за тобой, а одна больше не останусь! Нету мне без тебя жизни…Лучше убей,
но не бросай опять!”

там совесть, когда вся жизня пошатнулась. Людей убиваешь, неизвестно, для чего вся эта каша…Неправильный у жизни ход, и может, я в этом виноватый.”
“Вот уж и отработались мои ручушки…Пора на покой.. Зажилася, хватит…Только бы дождаться Гришеньку..”