Презентация, доклад Технология творческих мастерских

условия для восхождения каждого участника к новому знанию и новому опыту путем самостоятельного или коллективного открытия

навязываются
Передавать способы работы, а не конкретные факты
Процесс познания гораздо важнее, чем само знание
Обучение без оценок
Сотрудничество, сотворчество, совместный поиск

чувствам, будит личную заинтересованность ученика в изучении проблемы
Работает вместе со всеми, равен ученику в поиске знания
Не торопится отвечать на вопросы
Информацию подает малыми дозами, когда обнаруживает в ней потребность
Исключает официальное оценивание работы ученика, но через социализацию, афиширование работ дает возможность появления самооценки и ее изменения, самокоррекции
Продумывает чередование индивидуальной и коллективной работы, что создает атмосферу сотрудничества, дает реальное понятие о диалогическом способе восхождения к истине

творческого потенциала, заложенного природой

чувств каждого ученика, создание личного отношения к предмету обсуждения.
Это задание вокруг слова, предмета, образа, рисунка, воспоминания, чаще неожиданное для учеников, в чем-то загадочное, личностное.
Важны подбор и подача индуктора

построение этих элементов группой
«Социализация» - все, что сделано индивидуально, в паре, в группе, должно быть обнародовано, все мнения услышаны, все гипотезы рассмотрены
«Афиширование» - обнародование «произведений» - работ учеников и мастера
«Разрыв» - внутреннее осознание участниками несоответствия своего старого знания новому, внутренний эмоциональный конфликт, подвигающий к углублению в проблему, сверке нового знания с источником (озарение, открытие)

всех участников
«Благоустройство» пространства
Отсутствие оценки
Право на ошибку

к тупику
Вовремя «подбросить» его для разрыва
Организовать творческий процесс, побуждающий к ассоциативному мышлению, «открывающему окна» воображению
Держать этапы деконструкции и реконструкции во временных рамках

создания
Ученик ощущает подъем духовных сил, творческое волнение, вдохновение
Развивается направленность на поиск смысла жизни
Ценность жизни принимается как общественно значимая путеводная звезда индивидуального смысла жизни
Смыслу жизни нельзя научить, он должен быть найден самостоятельно, обретен собственным путем

«Диалог поэтов»

и легкою свободой
Она рассыпала повсюду красоту
И разновидное с единством согласила!
Но где, какая кисть ее изобразила?
Едва-едва одну ее черту
С усилием поймать удастся вдохновенью…
Но льзя ли в мертвое живое передать?
Кто мог создание в словах пересоздать?
Невыразимое подвластно ль выраженью?..

Пускай в душевной глубине
Встают и заходят оне.
Безмолвно, как звезды в ночи, -
Любуйся ими – и молчи.

Как сердцу высказать себя?
Другому как понять тебя?
Поймёт ли он, чем ты живёшь?
Мысль изречённая есть ложь.
Взрывая, возмутишь ключи,
Питайся ими – и молчи.

Лишь жить в себе самом умей –
Есть целый мир в душе твоей
Таинственно-волшебных дум;
Их оглушит наружный шум,
Дневные разгонят лучи, -
Внимай их пенью – и молчи!…
1830

и звезды поперечны.
Тебе покоя не дают виденья вновь,
И необъятное уж заставляет стынуть кровь.

суете ее открой,
И тут же светом она смыта.

на замок.
Природа вовсе не опасна,
Пока молчит бесшумный рок.

А. А. Фета
и Г. Р. Державина

Ласточка разбитого стекла

комната напоена Истомой - сладкое лекарство! Такое маленькое царство Так много поглотило сна. Немного красного вина, Немного солнечного мaя - И, тоненький бисквит ломая, Тончайших пальцев белизна.

кровлям щебечешь; Над гнездышком сидя, поешь; Крылышками движешь, трепещешь, Колокольчиком в горлышке бьешь. Ты часто по воздуху вьешься, В нем смелые круги даешь; Иль стелешься долу, несешься, Иль в небе, простряся, плывешь. Ты часто во зеркале водном Под рдяной играешь зарей, На зыбком лазуре бездонном Тенью мелькаешь твоей. Ты часто, как молния, реешь Мгновенно туды и сюды; Сама за собой не успеешь Невидимы видеть следы; Но видишь там всю ты вселенну, Как будто с высот на ковре: Там башню, как жар позлащенну, В чешуйчатом флот там сребре;

Там рощи в одежде зеленой, Там нивы в венце золотом, Там холм, синий лес отдаленный; Там мошки толкутся столпом, Там гнутся с утеса в понт воды, Там ластятся струи к брегам. Всю прелесть ты видишь природы, Зришь лета роскошного храм; Но видишь и бури ты черны, И осени скучной приход, И прячешься в бездны подземны, Хладея зимою как лед. Во мраке лежишь бездыханна; Но только лишь придет весна, И роза вздохнет лишь румяна, Встаешь ты от смертного сна; Встанешь, откроешь зеницы - И новый луч жизни ты пьешь; Сизы расправя косицы, Ты новое солнце поешь. Душа моя! Гостья ты мира! Не ты ли перната сия? Воспой же бессмертие, лира! Восстану, восстану и я; Восстану - и в бездне эфира Увижу ль тебя я, Пленира?

понеслась и зачертила - И страшно, чтобы гладь стекла Стихией чуждой не хватила Молниевидного крыла. И снова то же дерзновенье И та же темная струя, - Не таково ли вдохновенье И человеческого я? Не так ли я, сосуд скудельный, Дерзаю на запретный путь, Стихии чуждой, запредельной, Стремясь хоть каплю зачерпнуть?

еще во власти музыки его стихов и не сразу соображаю, что это он спрашивает меня. Уже настойчиво и нетерпеливо: - Кто такие аониды? Знаете? Я качаю головой: - Не знаю. Никогда не слышала. Вот данаиды... Но он прерывает меня. - К черту данаид! Помните у Пушкина: «Рыдание безумных аонид»? Мне аониды нужны. Но кто они? Как с ними быть? Выбросить их, что ли? Я уже пришла в себя. Я даже решаюсь предположить: - А нельзя ли заменить аонид данаидами? Ведь ритмически подходят и данаиды, вероятно, тоже рыдали, обезумев от усталости, наполняя бездонные бочки. Но Мандельштам возмущенно машет на меня рукой: - Нет. Невозможно. Данаиды звучит плохо... нищий, низкий звук! Мне нужно это торжественное, это трагическое, рыдающее «ао».

Из воспоминаний Ирины Одоевцевой

теней вернется, На крыльях срезанных, с прозрачными играть, В беспамятстве ночная песнь поется. Не слышно птиц. Бессмертник не цветет. Прозрачны гривы табуна ночного. В сухой реке пустой челнок плывет. Среди кузнечиков беспамятствует слово. И медленно растет как бы шатер иль храм, То вдруг прокинется безумной Антигоной, То мертвой ласточкой бросается к ногам С стигийской нежностью и веткою зеленой.

О, если бы вернуть и зрячих пальцев стыд, И выпуклую радость узнаванья. Я так боюсь рыданья Аонид, Тумана, звона и зиянья. А смертным власть дана любить и узнавать, Для них и звук в персты прольется, Но я забыл, что я хочу сказать, И мысль бесплотная в чертог теней вернется. Все не о том прозрачная твердит, Все ласточка, подружка, Антигона... А на губах, как черный лед, горит Стигийского воспоминанье звона.