Презентация, доклад по литературе Поэзия О. Э. Мандельштама

человек странный..,
трудный.., трогательный…
и гениальный.
Виктор Шкловский

Портрет О.Мандельштама
работы Б.Будницкого

Я рождён в девяносто втором... –
И в кулак зажимая истёртый
Год рожденья – с гурьбой и гуртом
Я шепчу обескровленным ртом:
– Я рождён в ночь с второго на третье
Января в девяносто одном
Ненадёжном году – и столетья
Окружают меня огнём.

1 – 15 марта 1937 г.

№ 24 жил Осип Мандельштам.
Здесь умерли его родители.

тайный путь.

1910 г .

Осип Мандельштам, 1908 г.

забыл ненужное "я".
Я блуждал в игрушечной чаще
И открыл лазоревый грот...
Неужели я настоящий
И действительно смерть придёт?

1911 г.

1913 г.

наградой за весь горький труд и горький путь, который каждый из них прошел». Надежда Мандельштам

О.Мандельштам и А.Ахматова,
1933 г.

не слышны,
А где хватит на полразговорца,
Там припомнят кремлевского горца.

Его толстые пальцы как черви жирны,
А слова как пудовые гири верны —
Тараканьи смеются усища
И сияют его голенища.

А вокруг него сброд тонкошеих вождей,
Он играет услугами полулюдей —
Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет,
Он один лишь бабачит и тычет.

Как подкову, кует за указом указ —
Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз
Что ни казнь у него, то малина
И широкая грудь осетина.

Ноябрь 1933

Воронеж:
Уронишь ты меня иль проворонишь,
Ты выронишь меня или вернёшь, –
Воронеж – блажь,
Воронеж – ворон, нож...
апрель 1935 г.

Памятник О.Мандельштаму
в Воронеже

(1899 – 1980)

«Жизнь моя начинается со встречи
с Мандельштамом.»

Ты далека,
И все твое --
От неизбежного.

От неизбежного
Твоя печаль,
И пальцы рук
Неостывающих,
И тихий звук
Неунывающих
Речей,
И даль
Твоих очей.

Н.Я. Мандельштам.
Ок. 1925 г.

«Все произведения мировой литературы я делю на разрешённые и написанные без разрешения.
Первые – это мразь,
вторые –ворованный воздух…
Писателям, которые пишут заранее разрешённые вещи,
я хочу плевать в лицо, хочу бить их палкой по голове …»

А.Г.Горнфельд,
литературовед, критик

и чаши на пире отцов,
И веселья, и чести своей.
Мне на плечи кидается век-волкодав,
Но не волк я по крови своей,
Запихай меня лучше, как шапку, в рукав
Жаркой шубы сибирских степей.
Чтоб не видеть ни труса, ни хлипкой грязцы,
Ни кровавых кровей в колесе,
Чтоб сияли всю ночь голубые песцы
Мне в своей первобытной красе,
Уведи меня в ночь, где течет Енисей
И сосна до звезды достает,
Потому что не волк я по крови своей
И меня только равный убьет.
1931

морщин, как завтра из вчера –
До солнца борозды от плуга-исполина.
Он улыбается улыбкою жнеца
Рукопожатий в разговоре,
Который начался и длится без конца
На шестиклятвенном просторе.
«Ода», 1937 г.

земли,
Чего добились вы? Блестящего
расчёта:
Губ шевелящихся отнять вы не могли.

май 1935 г.

Осип Мандельштам, 1934 г.

звучит, а не прямо.
Мало в нем было линейного,
Нрава он был не лилейного,
И потому эта улица,
Или, верней, эта яма
Так и зовется по имени
Этого Мандельштама.
апрель 1935 г .

ночь идёт, Которая не ведает рассвета.

Анна Ахматова
из стихотворения «Воронеж»

тот, кто сам полуживой
У тени милостыню просит.

15-16 января 1937 г.

Мемориальная доска на доме,
где жил О.Мандельштам.

от 2 августа 1938 г.

в Бутырской тюрьме, август 1938 г.

«Ося, родной, далёкий друг! Милый мой, нет слов для этого письма, которое ты, может, никогда не прочтёшь. Я пишу его в пространство. Может, ты вернёшься, а меня уже не будет…
Каждая мысль о тебе. Каждая слеза и каждая улыбка – тебе. Я благословляю каждый день и каждый час нашей горькой жизни, мой друг, мой спутник, слепой поводырь…»
28 октября 1938 г.

Мы знаем истоки Пушкина и Блока, но кто укажет, откуда донеслась эта новая божественная гармония, которую называют стихами Мандельштама».


Марина Цветаева :«Люблю Мандельштама с его путанной, слабой, хаотической мыслью... и неизменной магией каждой строчки».


Владислав Ходасевич: «... Не любить его было невозможно, и он этим пользовался с упорством маленького тирана, то и дело заставлявшего друзей расхлёбывать его бесчисленные неприятности...»

в Воронеже

Памятник О.Мандельштаму
во Владивостоке

прожилок, до детских припухлых желез.

Ты вернулся сюда, так глотай же скорей
Рыбий жир ленинградских речных фонарей,

Узнавай же скорее декабрьский денек,
Где к зловещему дегтю подмешан желток.

Петербург! я еще не хочу умирать!
У тебя телефонов моих номера.

Петербург! У меня еще есть адреса,
По которым найду мертвецов голоса.

Я на лестнице черной живу, и в висок
Ударяет мне вырванный с мясом звонок,

И всю ночь напролет жду гостей дорогих,
Шевеля кандалами цепочек дверных.

декабрь 1930 г.

склеит
Двух столетий позвонки?
Кровь-строительница хлещет
Горлом из земных вещей,
Захребетник лишь трепещет
На пороге новых дней.
Тварь, покуда жизнь хватает,
Донести хребет должна,
И невидимым играет
Позвоночником волна.
Словно нежный хрящ ребенка,
Век младенческой земли.
Снова в жертву, как ягненка,
Темя жизни принесли.
Чтобы вырвать век из плена,
Чтобы новый мир начать,
Узловатых дней колена
Нужно флейтою связать.

Это век волну колышет
Человеческой тоской,
И в траве гадюка дышит
Мерой века золотой.
И еще набухнут почки,
Брызнет зелени побег,
Но разбит твой позвоночник,
Мой прекрасный жалкий век!
И с бессмысленной улыбкой
Вспять глядишь, жесток и слаб,
Словно зверь, когда-то гибкий,
На следы своих же лап.
Кровь-строительница хлещет
Горлом из земных вещей
И горячей рыбой мещет
В берег теплый хрящ морей.
И с высокой сетки птичьей,
От лазурных влажных глыб
Льется, льется безразличье
На смертельный твой ушиб. 1922 г.