Презентация, доклад на тему Презентации Патриотизм и гуманизм романа. Основные образы.

Пугачев из казаков. Но и самые верные, отборные царские войска, подавлявшие революции и чинившие погромы, — казачьи сотни. Отряды, первыми идущие по полю брани во время Первой мировой войны, казачьи сотни.
Еще острее противоречия эти проявляются в горькое время, когда Дон становится местом братоубийственной войны и разделяет уже не берега, а людей, принося в курени казаков страшные вести. Так звучит тема войны. Об этом роман Шолохова.
В «военных» главах есть и батальные сцены, но они не интересны автору сами по себе. Писатель по-своему решает коллизию «человек на войне». В «Тихом Доне» мы не найдем описания подвигов, любования геройством, воинской отвагой, упоения боем, что было бы естественно в рассказе о казаках. Шолохова интересует другое — что делает с человеком война.

1. Патриотизм и гуманизм романа «Тихий Дон».

потом Гражданская. Эти войны пройдутся по хуторам и станицам, у каждой семьи будут жертвы. Начиная с третьей части романа трагическое определяет тональность повествования. Этот мотив звучит уже в эпиграфе и обозначается датой «В марте 1914...»
Сцепление коротких эпизодов, тревожная тональность, переданная словами: «сполох», «мобилизация», «война», — все это связано с датой — 1914. Писатель дважды ставит в отдельную строку слово «Война...» «Война!» Произнесенное с разной интонацией, оно заставляет читателя задуматься над страшным смыслом происходящего. Это слово перекликается с репликой старика-железнодорожника, заглянувшего в вагон, где «парился с остальными тридцатью казаками Петро Мелехов»:

в этих словах эмоция содержит и обобщение. Более открыто оно высказано в конце седьмой главы: «Эшелоны... Эшелоны несчетно! По артериям страны, по железным путям к западной границе гонит взбаламученная Россия серошинельную кровь».
Глазами казаков мы увидим, как «вызревшие хлеба топтала конница», как сотня «железными подковами мнет хлеб», как «первая шрапнель покрыла ряды неубранной пшеницы». И каждый, глядя на «неубранные валы пшеницы, на полегший под копытами хлеб», вспоминал свои десятины и «черствел сердцем». Эти воспоминания-наплывы освещают как бы изнутри ту драматическую ситуацию, в которой оказались казаки на войне.

Сумасшествие не только потому, что обесценивает жизнь, но и потому, что калечит душу и затмевает разум.
Именно «распаленный безумием, творившимся кругом», ринется Григорий Мелехов с шашкой на обеспамятевшего от страха австрийца «без винтовки, с кепи, зажатым в кулаке» (кн. 1, ч. 3, гл. 5).

Ощущающий свою беззащитность, австриец в изображении Шолохова обречен на смерть: «Квадратное, удлиненное страхом лицо австрийца чугунно чернело. Он по швам держал руки, часто шевелил пепельными губами... Григорий встретился с австрийцем взглядом. На него мертво глядели залитые смертным ужасом глаза...»

мучительные воспоминания будут долго беспокоить его. При встрече с братом он признается: «Я, Петро, уморился душой. Я зараз недобитый какой... Будто под мельничными жерновами побывал, перемяли они и выплюнули... Меня совесть убивает...»

Григорий с интересом наблюдал за изменениями, происходившими с товарищами по сотне: «Перемены вершились на каждом лице, каждый по-своему вынашивал в себе и растил семена, посеянные войной». Автор останавливает наше внимание на тех, кого считает «нравственно искалеченными» войной.

Прохора Зыкова, заметит, как «обуглился и почернел, нелепо похахивал» однохуторянин Григория Емельян Грошев, услышит, как наполнилась «тяжкими непристойными ругательствами» речь Егорки Жаркова.

Наиболее зловещей фигурой будет, конечно, Алексей Урюпин, по прозвищу Чубатый, преподающий Григорию не столько «сложную технику удара», сколько легкую технику убийства: «Человека руби смело. Мягкий он, человек, как тесто... Ты казак, твое дело — рубить, не спрашивая. В бою убить врага — святое дело... Поганый он, человек... нечисть, смердит на земле, живет вроде гриба-поганки» (кн. I, ч. 3, гл. 12).

с лица его румянец, красила его желчью». И внутренне он стал совершенно другим: «Огрубело сердце, зачерствело, будто солончак в засуху, и как солончак не впитывает воду, так и сердце Григория не впитывало жалости... знал, что больше не засмеяться ему, как прежде; знал, что трудно ему, целуя ребенка, открыто глянуть в ясные глаза; знал Григорий, какой ценой заплатил за полный бант крестов и производства» (часть 4, глава 4).

курени, и не было такой силы, что могла бы удержать казаков от стихийного влечения домой». Каждому хотелось дома побывать, «хучь одним глазком глянуть». И, словно выполняя это желание, Шолохов рисует хутор, «по-вдовьему обескровленный», где «шла жизнь на сбыв — как полая вода в Дону». Авторский текст звучит в унисон со словами старинной казачьей песни, которая стала эпиграфом романа.
Так через батальные сцены, через острые переживания героев, через пейзажные зарисовки, описание-обобщение, лирические отступления Шолохов ведет нас к осмыслению «чудовищной нелепицы войны».

свидетельствуют: нет, и гуманистическое — тоже «из эстетического ряда»! Не просто широко разлитая в повествовании эманация, но такая художественная определенность, когда и пейзаж, и портрет, и деталь, и метафора, и диалог, не говоря уже о психологическом анализе, об изображении характера героя, — все так или иначе отражает гуманистический идеал художника. В этом случае любая художественная подробность никогда не бывает нейтральной в отношении того, что автор любит и что ненавидит.

бы дали ни охватывал — даже если это великая революция или перестройка деревни в масштабах державы, — все равно в центре изображаемого у него в любом случае будет стоять человек, земной и грешный и всем своим существом «отсчитывающий» этапы общего движения.
И потому, что для Шолохова во всех случаях особенно важен и интересен мир человека, его правда о нем, вчерашнем или сегодняшнем, всегда современна, прямо связана с тревогами и раздумьями наших дней.
Трагедийная основа многих выведенных в книгах Шолохова коллизий предполагает душевное сострадание к герою и веру в него. С книгами Шолохова читатель становится мудрее, убежденней в правоте жизни и назначении человека. Ему открываются решающие закономерности времени.

по литературе доктор К.Р. Гиров, который говорил на торжествах, посвященных вручению М.А. Шолохову Нобелевской премии: «Ваше грандиозное повествование о старом режиме, отчаянно отстаивавшем свои пошатнувшиеся позиции, и о новом режиме, так же отчаянно сражающемся за каждую пропитанную кровью пядь земли, все время ставит вопрос: что правит миром? Оно дает и ответ: сердце. Сердце человека, с его любовью и жестокостью, горем, надеждами, отчаянием, унижением и гордостью. Сердце человека, являющееся истинным полем битвы всех побед и поражений, которые выпадают на долю нашего мира. Таким образом, ваше искусство перешагивает все рубежи, и мы принимаем его к нашему сердцу с глубокой благодарностью...»

чудо художественности используется для унижения человеческого в человеке, для утверждения кризиса личности, катастрофической разобщенности людей, когда, во всем видя лишь дисгармонию чувства и сознания, сводят психологическое до мистики иррационального.
Не без горечи Шолохов заметил однажды: «Гуманизм, любовь к человеку, к человечеству... Как по-разному склонны разные люди толковать это понятие, применительно к тому, какие силы человеческого общества они представляют!»
Шолоховская статья 1966 года, из которой цитируются эти строки, называлась «Гуманист тот, кто борется». Симптоматичное заглавие, особенно если помнить, что оно выведено рукой, написавшей «Тихий Дон», «Судьбу человека».

непосредственно в эстетически-изобразительном, в пластике, в самой художественной ткани произведения, находишь в таких глобальных понятиях, как общий замысел, план произведения, его идейно-содержательный пафос — будь то общая коллизия рассказа «Судьба человека» или же «Тихого Дона», этой гениальной истории о человеке-правдоискателе, заблуждениях личности, гордой и честной, о человеческой трагедии неправого казачьего мятежа в заревом мире революции, в мире народной жизни.

в безбоязненной откровенности сюжетов, тех ситуаций, что привлекают особое внимание автора. Они словно говорят нам: внутренняя жизнь человека, личности неповторимой и заключающей в себе целый мир, эта жизнь не может быть объяснена только одной социально-исторической детерминированностью, — душа человеческая живет еще и по своим законам, порой ошеломляюще «нелогичным». Вспомним, как гордая Аксинья отдается слизняку Листницкому; какое безумие овладевает Подтелковым, когда он бросается на пленного белого офицера; как вдруг в кулаке Островнове, изувере и человеконенавистнике, в какой-то момент вспыхивает энтузиазм, хлеборобский интерес к колхозному делу; каким чарующе светлым может показаться окружающий мир, даже если глядеть на него глазами изуродованной жизнью Дарьи Мелеховой за час до ее самоубийства...

всем жизненным «слагаемым», распорядившихся своими судьбами. Но сколько удивительного несет в себе даже «частная» история отчаянного казачины Аржанова, поступки которого не распутать, кажется, и бригаде социальных психологов! Или неожиданно раскрывшаяся душа Нагульнова, когда изумленный Разметнов вдруг слышит от него: «Молчи! Я ее все-таки люблю, подлюку...» Или мучительная одиссея Андрея Соколова, которому по всем обстоятельствам сто раз было «положено» сломиться, погибнуть, а он сто раз выжил, одолевая саму смерть...

автору потребовалось касаться тех или иных человеческих чувств и страстей: видите ли, история любви Григория к Аксинье, как ему представляется, «выполняет в романе ту же функцию, что и лирические отступления автора, а именно: сбалансировать военный и исторические факторы»: сердечное же влечение Дуняшки Мелеховой к большевику Михаилу Кошевому, все драматическое и бередящее душу, что происходило между этими людьми, так искренне любящими друг друга, литературовед-«советолог» объясняет и того проще: «Шолохов понимал, что только человек, подобный Мишке, мог восстановить и продолжить традиции разрушенной семьи Мелеховых. Следовательно, необходимо было ввести Мишку в дом Мелеховых...».

человеческое, сложное и трепетное линейкой социологического штукарства в искусстве: «Вероятно, таким методом автор и решает арифметические задачки, но применять подобную методологию к анализу художественного произведения не только непозволительно, но и кощунственно».

призму множества героических судеб обычных людей показаны закономерности эпохи. Если среди других героев Григорий Мелехов выступает на первый план, то только потому, что он наиболее ярко воплощает черты своего народа. «Казацкая удаль» и «любовь к хозяйству, к работе» — две основные добродетели, заповеди воина и земледельца одновременно. Обеими щедро награжден Григорий. А главное, что составляет основу его характера, — своеволие, независимость в поступках и поисках истины. Он во всем должен убедиться сам лично, согласиться внутренне.

тяжести своего становления, искаженная предрассудками прошлого, страстью борьбы и пламенем мести за гибель близких. Поразительна сила, с которой он воспринимает действительность и как активно он в ней участвует. Это самое пленительное в его образе. Благородство составляет основу его широкой души. В бою, преследуемый австрийцами, он внезапно спасает своего врага Степана Астахова; рискуя полевым судом, он стреляет в Чубатого за убийство пленного. Узнав о сдаче красноармейского полка в Устьинском, он мчится туда, чтобы «выручить», спасти от смерти Мишку Кошевого и Ивана Алексеевича, убийц так горячо любимого им брата Петра.

знает, такому, как молодой Листницкий или как наш Кошевой, я всегда завидовал… — признается он Прохору. — Им с самого начала все было ясное, а мне и до се все неясное… с семнадцатого года хожу по вилюжкам, как пьяный качаюсь…» Но по-другому и быть не могло. Эти сомнения определило его социальное положение. Позиция Листницкого и Кошевого объяснялась их положением в обществе: один — помещик, другой — батрак. Григорий же крестьянин-середняк, в этом причина всех его колебаний. В нем живут как бы две души: собственника и труженика. Конечно, являясь единоличником, он ищет правду для всего казачества.

семье и даже Аксинье — так важно для него найти правду в общественном устройстве. Воюя, он не стремится к личной выгоде и боится лишь одного — погрешить против правды. В поисках ее он зорко всматривается в окружающий мир. Он не принимает восторженности Ивана Алексеевича Котлярова, рассказывающего о демократизме окружного председателя. Да и сама революция, по его мнению, не нужна на Дону. Что нового коммунисты могут дать казакам? «Земли у нас — хоть заглонись ею, — яростно возражает он. — Воли больше не надо, а то на улицах будут друг дружку резать. Атаманов сами выбирали, а теперь сажают. Кто его выбирал, какой тебя ручкой обрадовал? Казакам эта власть, окромя разору, ничего не дает!

нужны. Что коммунисты, что генералы — одно ярмо… Ты говоришь — равнять… Этим темный народ большевики и приманули. Посыпали хороших слов, и попер человек, как рыба на приваду! А куда это равнение делось? Красную Армию возьми: вот шли через хутор. Взводный в хромовых сапогах, а «Ванек» в обмо-точках. Комиссара видал, весь в кожу залез, и штаны и тужурка, а другому и на ботинки кожи не хватает. Да ить это год ихней власти прошел, а укоренятся они, — куда равенство денется?.. Говорили на фронте: «Все ровные будем. Жалование и командирам и солдатам одинаковое!..» Нет! Привада одна! Уж ежели пан плох, то из хама пан во сто раз хуже!

какой в офицеры, — ложись и помирай, хуже его не найдешь! Он такого же образования, как и казак: быкам хвосты учился крутить, а глядишь — вылез в люди и сделался от власти пьяный и готов шкуру с другого спустить, лишь бы усидеть на этой полочке». Вот как удивительно точно выразил сущность происходящего Григорий. От остальных казаков его отличает только мучительный поиск правды, неуспокоенность. Шолохов пишет, что он только выразил то, что думали большинство остальных казаков, но сила Григория в том, что он это высказал и пытался по-своему разрешить это противоречие, а не смирился с неправдой, прикрытой красивыми словами о равенстве.

связать себя с ним, но особая чуткость на фальшь не давала ему сделать окончательный выбор. Григорий ничего не принимает на веру. Он и есть представитель тех самых широчайших народных масс, которые самообразовываются на личном опыте классовых битв, идя к истине замедленно, оступаясь, зигзагообразно, но самостоятельно. Учителей жизни, подобных закаленным большевикам — Штокману или Бунчуку, было мало. У Штокмана не было времени заниматься агитацией таких людей, как Григорий, и он сознательно и жестоко намерен устранить его заблаговременно.

он стал командиром повстанческой дивизии, грозит арест, а затем смерть. Штокман посмеивается над Кошевым, смущенным приказом арестовать Григория лишь за опасный образ мыслей, как потенциального врага, и он заставляет его пойти арестовывать друга. Так возникает трагическая коллизия правоты обеих сторон. Штокман прав, ибо только активными мерами можно было предупредить восстание, где оба брата Мелеховых сыграют не последнюю роль. А характер Григория не позволяет ему сидеть сложа руки, когда окружающий мир наступает на него.

со всем хутором, Григорий кидается на обидчиков. Вместе с ним, эпическим героем, поднимается, не сговариваясь, казацкая вольница — полыхает восстание.

одного и того же казака – Григория Мелехова. Григорий женат на Наталье, но любит Аксинью, а Аксинья замужем за Степаном Астаховым. Наталья — женщина нервная, рефлексирующая. Она трудолюбива, красива, добра, но несчастна. Только узнав о сватовстве Мелеховых, она заявила: "Люб мне Гришка, а больше ни за кого не пойду!.. Не нужны мне, батенька, другие... Не пойду, пущай и не сватают. А то хучь в Усть-Медведицкий монастырь везите..." Она — человек глубоко верующий, богобоязненный. И чтобы решиться сначала на попытку самоубийства, а потом на убийство не родившегося еще ребенка, она должна была переступить через столь важные для нее христианские заповеди.

Горе свое она переживает внутри, не выплескивая его наружу. Когда, из-за измен мужа, Наталья временно возвратилась в родительский дом, то "ей все казалось, что Григорий вернется к ней, сердцем ждала, не вслушиваясь в трезвый на шепот разума; исходила ночами в жгучей тоске, крушилась, растоптанная нежданной незаслуженной обидой". Наталья не могла перенести того, что муж продолжал любить Аксинью, а потому и не хотела иметь от него еще одного ребенка и совершила самоубийственный аборт, фактически ища смерти, а не просто стремясь избавиться от нежелательной беременности.

уйти в родительский дом, позволив Григорию уже открыто взять в свой курень Аксинью. Однако мать Григория, Ильинична, по авторскому определению, "мудрая и мужественная старуха", делать ей это категорически запрещает: "Смолоду и я так думала, — со вздохом сказала Ильинична. — Мойто тоже был кобелем не из последних. Что я горюшка от него приняла, и сказать нельзя. Только уйтить от родного мужа нелегко, да и не к чему. Пораскинь умом — сама увидишь. Да и детишков от отца забирать, как это так? Нет, это ты зря гутаришь. И не думай об этом, не велю!

прорвалось в судорожном припадке рыданий. Она со стоном сорвала с головы платок, упала лицом на сухую, неласковую землю и, прижимаясь к ней грудью, рыдала без слез". В исступлении Наталья посылает самые страшные проклятия на голову неверного мужа: "Господи, накажи его проклятого! Срази его там насмерть! Чтобы больше не жил он, не мучил меня!.." И обрекает себя на мучительную смерть, пытаясь избавиться от его ребенка. Ильинична собиралась с помощью Пантелея Прокофьевича "отговорить от неразумного поступка взбесившуюся с горя сноху", но не успела. Наталья именно "с горя взбесилась". 

Однако воздержалась от резких, необдуманных поступков. Она, в отличие от Натальи, любит Григория не только сердцем, но и умом. Она готова бороться за любимого всеми доступными средствами. Аксинья активно стремится к своему счастью, делая при этом несчастной соперницу. Она с самого начала решила отнять Гришку у счастливой, ни горя, ни радости любовной не ведавшей Натальи Коршуновой... Одно лишь решила накрепко: Гришку отнять у всех, "залить любовью, владеть им, как раньше", до женитьбы. Однако доброта свойственна ей в неменьшей степени, чем сопернице. После смерти Натальи именно Аксинья ухаживает за ее детьми, и они называют ее мамой. 

людских пересудов, зажить нормальной жизнью. Ей кажется, что эта мечта может сбыться после смерти Натальи. Аксинья нянчит мелеховских детей, и те почти что признают в ней мать. Но Григорию так и не довелось спокойно пожить с ней. Почти сразу после возвращения из Красной Армии он вынужден бежать из родного хутора, опасаясь ареста за старые грехи — активное участие в Вёшенском восстании. Аксинья тоскует без него, боится за его жизнь: "Видно, и её, такую сильную, сломили страдания. Видно, солоно жилось ей эти месяцы..."

дом, детей (их Мелехов рассчитывает забрать позднее) и отправиться с ним на Кубань навстречу неизвестности: "Как бы ты думал?.. Сладко мне одной? Поеду, Гришенька, родненький мой! Пешком пойду, поползу следом за тобой, а одна больше не останусь! Нету мне без тебя жизни. Лучше убей, но не бросай опять!.." Она, разумеется, не подозревает, что в этот раз они с Григорием будут очень недолго, что ждет ее скорая и нелепая гибель. Любовь к Григорию гонит Аксинью вместе с ним на Кубань. А поскольку Мелехов скрывается от властей, им приходится бежать от попавшегося навстречу патруля. Пуля патрульного случайно ранит Аксинью, и ранит смертельно. 

роковой шаг Наталью толкнул разговор с Аксиньей, рассказавшей его жене всю правду, Григорий "из горницы вышел постаревший и бледный; беззвучно шевеля синеватыми, дрожащими губами, сел к столу, долго ласкал детей, усадив их к себе на колени..." Он понимает, что виноват в смерти жены: "Григорий представил, как Наталья прощалась с ребятишками, как она их целовала и, быть может, крестила, и снова, как тогда, когда читал телеграмму о её смерти, ощутил острую, колющую боль в сердце, глухой звон в ушах". 

любил Наталью и свыкся с ней за шесть лет, прожитых вместе, но и потому, что чувствовал себя виновным в ее смерти. Если бы при жизни Наталья осуществила свою угрозу – взяла детей и ушла жить к матери, если бы она умерла там, ожесточенная в ненависти к неверному мужу и не примирившаяся, Григорий, пожалуй, не с такой силой испытывал бы тяжесть утраты, и уж, наверное, раскаяние не терзало бы его столь яростно. Но со слов Ильиничны он знал, что Наталья простила ему все, что она любила его и вспоминала о нем до последней минуты. Это увеличивало его страдания, отягчало совесть немолкнущим укором, заставляло по-новому осмысливать прошлое и свое поведение в нем..."

к ней из-за детей: в нем проснулись отцовские чувства. Он готов был одно время жить с обеими женщинами, каждую из них любя по-своему, но после смерти жены на время почувствовал неприязнь к Аксинье "за то, что она выдала их отношения и тем самым толкнула Наталью на смерть". Однако гибель Аксиньи вызывает у Григория еще более глубокие страдания. Он видел, как "кровь текла... из полуоткрытого рта Аксиньи, клокотала и булькала в горле. И Григорий, мертвея от ужаса, понял, что все кончено, что самое страшное, что только могло случиться в его жизни, — уже случилось..."

раз она умерла буквально у него на руках. С гибелью Аксиньи жизнь для Григория почти потеряла смысл. Хороня любимую, он понимал, что "расстаются они ненадолго...". В "Тихом Доне" вообще очень много смертей. Умирают почти все члены семейства Мелеховых, и ни один курень на хуторе Татарском не обошла смерть. Так действительно было в гражданскую войну, когда погибло очень много казаков. И гибель двух главных героинь в этом смысле закономерна. Обречены на гибель оказались в романе и сильная волевая Аксинья, и более слабая Наталья. Трагедия гражданской войны усиливает трагизм и любовной линии "Тихого Дона".

столкновении двух любящих Григория женщин победителей, как мы знаем, нет. Конец каждой из героинь по-своему закономерен. К финалу романа умирают обе, своей гибелью усиливая трагическое одиночество Григория Мелехова, сердце которого Шолохов сравнивает с чёрной выжженной степью.