Презентация, доклад по литературе Музей Анны Ахматовой

Подготовила:
Студентка 21-У группы
Шепотько Анастасия
Положенцева Наталья

Так под кровлей Фонтанного Дома,
Где вечерняя бродит истома
С фонарем и связкой ключей,
Я аукалась с дальним эхом
Неуместным тревожа смехом
Непробудную сонь вещей.
(Анна Ахматова)

Это пальто, принадлежавшее Николаю Пунину, так и осталось висеть в прихожей после его ареста в 1949 году.
В 1953-м Пунин умер в лагерной больнице заполярного поселка Абезь и был похоронен в безымянной могиле с номером "Х–11".

На кухне хранились привычные для дореволюционного быта предметы – старинная медная посуда, форма для запекания рыбы, пасочница и формы для куличей к Пасхе, мороженица и многое другое, быстро устаревавшее и постепенно уходившее в дальние углы буфета.

«На веревках белье, хлопающее мокрым по лицу. Мокрое белье, словно завершение какой-то скверной истории – из Достоевского, может быть».
(Лидия Чуковская)

Над плитой в кухне висела небольшая икона «Параскева Пятница» , принадлежавшая домработнице Пуниных Аннушке. Сейчас на ее месте икона Святой Анны Кашинской

Ахматова любила красивые вещи, но не была к ним привязана, легко расставалась с подчас дорогими предметами, одаривая друзей и знакомых. Однако были вещи, имевшие личную для нее историю или связанные с очень близкими людьми. Она старалась сохранить их, некоторым даже давала имена, как этой сумочке «мифке», подаренной М. Лизинским.

Этот диван и столик перед ним были местом обитания Ахматовой в те годы. «Мне трудно представить себе ее сидящей за письменным столом … Она предпочитала быть в постели … со своими тетрадями, блокнотами, книгами, лежа писала или читала», – вспоминала Ирина Пунина.

В 1935 году, после ареста Николая Пунина и Льва Гумилева, Ахматова с Анной Аренс в ожидании обыска сжигали в печке документы, фотографии, письма…
После убийства Кирова желтый дым семейных архивов становился воздухом Ленинграда.

К началу 20-х Пунин пришел к выводу, что его взгляды на искусство расходятся со взглядами новой власти. Статья «Революция без литературы» написана в полемике с Троцким, который нападал в «Правде» на Ахматову и Цветаеву. Статья не была принята к публикации ни в одном из журналов того времени.

Эта статуэтка – подарок бывших студентов Николая Пунина любимому профессору на 60-летие. К этому времени он уже был уволен из Университета и Академии Художеств в ходе борьбы с «космополитизмом».

«Время стало апокалиптическое, – говорила Ахматова. – Беда ходила по пятам за всеми нами».
«Воздух времени» передает картина Владимира Гринберга, написанная художником в 1935 году.

На фотографиях, сделанных Николаем Пуниным, – своеобразная летопись этого дома: дети и взрослые, друзья и родственники, хозяева и гости. На этом снимке – встреча Нового года вместе с японскими славистами, с которыми Пунин познакомился, когда в возил в Японию выставку из Русского музея.

Сенбернара Тапа Анна Ахматова и Владимир Шилейко подобрали на Марсовом поле в голодный 1922 год. После окончательного переезда Ахматовой на Фонтанку пес переехал вместе с ней. Жил на кухне, свободно гулял по саду (входная дверь из-за него никогда не запиралась), часто болел, и Ахматова ухаживала за ним, возила в больницу.

Шитье кукол было одним из увлечений Ольги Судейкиной. Обладая тонким вкусом, она создавала коллекции кукол в костюмах самых разных стилей и эпох.

Этот чемодан куплен Ахматовой для поездки в Воронеж к ссыльному Мандельштаму. Сама она называна его «магедан». Очевидно чемоданчик ассоциировался у нее с в выходом из квартиры «с вещами».

В пол-оборота, о печаль,
На равнодушных поглядела.
Спадая с плеч, окаменела
Ложноклассическая шаль.
(Осип Мандельштам)
Н.Я. Данько, Е.Я, Данько.
Анна Ахматова. Фарфор, роспись. Ленинград. 1924 г.

В этой комнате Ахматова продолжала писать «Реквием». Не решаясь хранить поэму дома, она доверяла лишь памяти самых близких друзей. Они заучивали строки наизусть, а листы с рукописью сжигали. Это стало привычным ритуалом: «Руки, спичка, пепельница. Обряд прекрасный и горестный…»

На столике лежат книги Ахматовой с посвящением И.Берлину.
Истлевают звуки в эфире,
И заря притворилась тьмой.
В навсегда онемевшем мире
Два лишь голоса: твой и мой.
И под ветер с незримых Ладог,
Сквозь почти колокольный звон,
В легкий блеск перекрестных радуг
Разговор ночной превращен.
(Анна Ахматова)

Длинная шаль (не без помощи самой Ахматовой) стала неотъемлемой частью ее образа.
«Входил гость. Вдруг какой-то неуловимый жест: фьить — и она, как в коконе, в этой шали. Причем в одной и той же позиции. ...И представал совершенно другой человек».

Книга Чулкова о Достоевском из личной библиотеки Ахматовой с ее пометами на полях.
«Достоевский знал много, но не все. Он, например, думал, что если убьешь человека, станешь Раскольниковым. А мы сейчас знаем, что можно убить пятьдесят, сто человек – и вечером пойти в театр». (Анна Ахматова)

«Героиня Поэмы (Коломбина) вовсе не портрет Судейкиной. Это скорее портрет эпохи – это 10-ые годы, петербургские и артистические, а так как О.А. была до конца женщиной своего времени, то, вероятно, она все же ближе к Коломбине». (Анна Ахматова)
О.Глебова-Судейкина. Коломбина. Фарфор. Начало 1920-х

По воспоминаниям современников, флакон был найден Ахматовой, Лурье и Судейкиной в начале 1920-х годов в разрушенном Гостином Дворе.

И над тем флаконом надбитым
Языком кривым и сердитым
Яд неведомый пламенел.