Презентация, доклад Литература и медицина.

создать себе, так сказать, футляр, который уединил бы его, защитил бы от внешних влияний. Действительность раздражала его, пугала, держала в постоянной тревоге… Ложась спать, он укрывался с головой… И было страшно под одеялом. Он боялся, как бы чего не вышло…»
(Чехов «Человек в футляре»)
Грудь еще была тепла, но лоб и руки были неприятно холодны..
(Чехов «Попрыгунья»)
На кровати, у самого окна лежал мальчик с открытыми глазами и удивлённым выражением лица. Он не двигался, но открытые глаза его, казалось, с каждым мгновением всё более темнели и уходили во внутрь черепа…
(Чехов «Враги»)

два в месяц, что она текла обильно, и тогда он чрезвычайно слабел и впадал в сонливое состояние. Эта болезнь не особенно пугала его, так как ему было известно, что его покойная мать жила с точно такой же болезнью десять лет, даже больше; и доктора уверяли, что это не опасно и советовали только не волноваться, вести правильную жизнь и поменьше говорить..
(Чехов «Черный монах»)

Чехов А.С. Суворину в 1888 г., которые скоро умрут, и я всегда чувствовал себя как-то странно, когда при мне говорили, улыбались или плакали люди, смерть которых была близка»

ли, что вы для меня сделали?.. Нет, вы не поймете!.. Господи, как мне вам сказать?.. Когда я буду умирать, у меня в голове один вы будете! Вы не знаете, я дала обет скорбящей божией матери…Как мне вас отблагодарить, я навеки ваша должница неоплатная!.. Доктор!.. Простите…И она хватала мои руки, чтобы целовать их…
(Вересаев «Записки врача»)

Мать вдруг автоматическим движением передала девочку бабке и стала передо мною на колени. — Дай ей капель, сказала она и стукнулась лбом в пол, — удавлюсь я, если она помрёт
(Булгаков «Стальное горло»).

к растянутой жаркой и сухой коже.
(Булгаков «Крещение поворотом»)
— Будь поспокойнее. Жива. Будет, надеюсь, жива. Только, пока трубку не вынем, ни слова не будет говорить, так не бойтесь..
(Булгаков «Стальное горло»)

этой толпы несколько людей под руки волокли маленького старичка в мундире и орденах. Княжна Марья подбежала к нему, и в игре мелкими кругами света, падавшего сквозь тень липовой аллеи, не могла дать себе отчета в том, какая перемена произошла в его лице. Одно, что она увидела, было то, что прежнее строгое и решительное выражение его лица заменилось выражением робости и покорности. Увидав дочь, он зашевелил бессильными губами и захрипел. Нельзя было понять, чего он хотел. Его подняли на руки, отнесли в кабинет и положили на тот диван, которого он так боялся последнее время..
(Толстой «Война и мир»)

выложены на зеленом шелковом одеяле ладонями вниз. Когда Пьер подошел, граф глядел прямо на него, но глядел тем взглядом, которого смысл и значение нельзя понять человеку. Или этот взгляд ровно ничего не говорил, как только то, что, покуда есть глаза, надо же глядеть куда-нибудь, или он говорил слишком многое...Вдруг в крупных мускулах и морщинах лица графа появилось содрогание. Содрогание усиливалось, красивый рот покривился (тут только Пьер понял, до какой степени отец его был близок к смерти), из перекривленного рта послышался неясный хриплый звук…Глаза и лицо больного выказывали нетерпение. Он сделал усилие, чтобы взглянуть на слугу, который безотходно стоял у изголовья постели..

(Толстой «Война и мир»)

положении. Чувство желания его смерти испытывали теперь все, кто только видел его: и лакеи гостиницы, и хозяин ее, и все постояльцы, и доктор, и Марья Николаевна, и Левин, и Кити. Только один больной не выражал этого чувства, а напротив, сердился за то, что не привезли доктора, и продолжал принимать лекарство и говорил о жизни... Пока священник читал отходную, умирающий не показывал никаких признаков жизни; глаза были закрыты...
— Кончился, — сказал священник и хотел отойти, но вдруг слипшиеся усы мертвеца шевельнулись, и ясно в тишине послышались из глубины груди определенно резкие звуки:
— Не совсем... Скоро.
И через минуту лицо просветлело, под усами выступила улыбка, и собравшиеся женщины озабоченно принялись убирать покойника..
(Толстой «Анна Каренина»)

мое дрянное. Я заражен, и через несколько дней ты меня хоронить будешь.
Василий Иванович пошатнулся, словно кто-то по ногам его ударил.
— Евгений! — пролепетал он. — Что ты это! Бог с тобой! Ты простудился...
— Полно, — не спеша перебил его Базаров. — Врачу непозволительно так говорить. Все признаки заражения ты сам знаешь.
— Где же признаки... заражения, Евгений? Помилуй!
— А это что? — промолвил Базаров и, приподняв рукав рубашки, показал отцу выступившие зловещие красные пятна..
( Тургенев «Отцы и дети»)

обыкновенно случается при хирургических отравах. Он еще не потерял памяти и понимал, что ему говорили; он еще боролся. «Не хочу бредить, — шептал он, сжимая кулаки, — что за вздор!». И тут же говорил: «Ну, из восьми вычесть десять, сколько выйдет?»... Базарову уже не суждено было проснуться. К вечеру он впал в совершенное беспамятство, а на следующий день умер.
Отец Алексей совершил над ним обряды религии. Когда его соборовали, когда святое миро коснулось его груди, один глаз его раскрылся, и, казалось, при виде священника в облачении, дымящего кадила, свеч перед образом что-то похожее на содрогание ужаса мгновенно отразилось на помертвелом лице. Когда же, наконец, он испустил последний вздох и в доме поднялось всеобщее стенание, Василия Ивановича обуяло внезапное исступление..
(Тургенев «Отцы и дети»)

человеческое существо, но что это было такое? Голова совершенно высохшая, одноцветная, бронзовая, как лезвие ножа; губ почти не видать, только зубы белеют и глаза, да из-под платка выбиваются на лоб жидкие пряди желтых волос. У подбородка, на складке одеяла, движутся, медленно перебирая пальцами, как палочками, две крошечных руки, тоже бронзового цвета. Я вглядываюсь попристальнее: лицо не только не безобразное, даже красивое, но страшное, необычайное. И тем страшнее кажется мне это лицо, что по нем, по металлическим его щекам, я вижу — силится... силится и не может расплыться улыбка...

чахнуть; чернота на меня нашла; трудно мне стало ходить, а там уже — полно и ногами владеть; ни стоять, ни сидеть не могу; все бы лежала. И ни пить, ни есть не хочется: все хуже да хуже. Матушка... лекарям меня показывала и в больницу посылала. Однако облегчения мне никакого не вышло. И ни один лекарь даже сказать не мог, что за болезнь у меня такая.


(Тургенев «Живые мощи»)

И.Эренбург, — что писатель может равнодушно относиться к своим героям»