Презентация, доклад к уроку Слово о полку Игореве

В поисках автора «Слова о полку Игореве»

«Слова …»
Роль и значимость « Слова …»
Заключение

и аргументов в установлении имени автора поэмы.

Актуальность темы: имя автора до сих пор остаётся неизвестным. Высказано множество предположений, но к окончательному решению этого вопроса учёные ещё не пришли. Бесспорно, что автор поэмы уникален, гениален, и важно, чтобы тайна его имени была раскрыта.
Задачи: подробное изучение истории создания и подлинности «Слова …»

Они притягивают читателя, увлекая в далёкое прошлое и указывая путь в будущее.
Одним из таких шедевров является «Слово о полку Игореве». Созданное в 1185 году, оно и по сей день потрясает своей актуальностью и мудростью. И неслучайно это творение, глубокими корнями связанное с культурой народа, считается памятником древнерусской литературы. Как известно, для произведений данного жанра неприемлем был художественный вымысел. Ей присущ исключительно исторический характер. Описание реальных исторических событий и есть основа произведений древнерусской литературы.

феодального дробления Руси достиг своей наибольшей силы. Оно написано под свежим впечатлением от этих событий. Это не историческое повествование о далеком прошлом — это отклик на события своего времени, полный еще не притупившегося ’горя. В 1196 году умер буй тур Всеволод, в 1198 году Игорь Святославович сел на княжение в Чернигове, не раз ходил перед тем вновь на половцев, но все это осталось без упоминаний в «Слове о полку Игореве». Не упомянуты и другие события русской истории, случившиеся после 1187 года. В частности, автор «Слова» в числе живых князей называет умершего в 1187 году Ярослава Осмомысла Галицкого: к нему автор «Слова» обращается с призывом «стрелять» в Кончака «за землю Рускую, за раны Игоревы, буего Святъславича». Отсюда ясно, что «Слово» написано не позднее 1187 года; но оно не могло быть написано и ранее 1187 года, так как оно заключается «славой» молодым князьям, в том числе и Владимиру Игоревичу, только в том же 1187 году вернувшемуся из плена.

Новгород-Северской земли или черниговец. Предположение естественное, поскольку:
1. автора занимает судьба Ольговичей, черниговских князей и их прародителя беспокойного Олега Гориславича-Святославича;
2. главный герой «Слова…» — новгород-северский князь, с 1198 года до кончины в 1202 году княживший в Чернигове.
Но есть и более сложная версия: «Слово…» было создано в Новгород-Северской земле, находившейся на юго-востоке Руси, вблизи половецкого «дикого поля». Но автор его родом из Юго-Западной Руси, из Галицкого княжества.
Приверженцем этой версии был авторитетный исследователь древнерусской книжности А.С. Орлов, исходивший из близости языка «Слова…» к лексике западнославянских языков (польского и чешского) и из сходства стиля «песни» об Игоревом походе со стилем Галицко-Волынской летописи.
Есть и версия, что «Слово…» создано в Переяславле Русском (Южном, ныне украинский город Переяслав Хмельницкий), о чём будто бы свидетельствуют симпатии к удалому Владимиру Глебовичу Переяславскому, мужественно защищавшему свой город от половцев Кончака летом 1185 года, после поражения Игоря..

подделка ХVIII века) не сохранилась. Было несколько поколений переписчиков. Возможно, каждый вносил свое. Единственный известный нам, но тоже не дошедший до наших дней список поэмы, относящийся предположительно к ХV-ХVI веку, обнаружил известный собиратель древних рукописей граф Алексей Иванович Мусин-Пушкин в 80-х годах ХVIII столетия.

время нашествия Наполеона. И тоже вопрос — сгорела ли? Вот отрывок из книги А.Л.Никитина «Слово о полку Игореве. Тексты. События. Люди»: «Уже в наше время П.Н.Берков, крупнейший знаток культуры и литературы ХVIII века, обратил внимание на рассказ о гибели коллекции А.И.Мусина-Пушкина, сообщенный княгиней С.В.Мещерской. Она родилась в январе 1822 года, так что быть свидетельницей нашествия французов в 1812 году не могла. Но она была внучкой А.И.Мусина-Пушкина, дочерью князя В.П.Оболенского и княгини Е.А.Оболенской, урожденной Мусиной-Пушкиной, и обстоятельства гибели коллекции деда были ей известны чуть ли не со слов очевидцев.

уже возможным, А.И.Мусин-Пушкин, уезжая в ярославское имение, из предосторожности убрал самые ценные рукописи в подвальные кладовые и замуровал их. Позднее, когда неприятель подошел к Москве, граф послал подводы, чтобы все вывезти в деревню. Сняты и отправлены в деревню были все картины, серебро, статуи, но до замурованных кладовых не решились дотронуться. В деревню выехала почти вся дворня, для охраны дома осталось лишь несколько семей. Обширный и прекрасный дом, стоящий за Земляным валом, был сразу занят французами. Скоро они сумели подружиться с оставшимися дворовыми людьми, охотно принимавшими участие в попойках.

Как-то, по словам этих людей, французы стали хвастаться своим оружием, утверждая, что ни у кого такого больше нет. Но тут у слуг взыграл патриотизм: «Ружья? Какие это ружья! Вот у нашего графа ружья!» — «Где же они?» — «А вот тут за стеной!..» Стена была разобрана, коллекции растащены, а остальное, как говорит семейное предание, погибло в огне… Но дом-то ведь не горел! Интересно и другое. По словам княгини С.В.Мещерской, некоторые рукописи, в том числе и подлинное «Слово о полку Игореве» и часть Несторовой летописи, были спасены от погибели тем, что находились в то время у историографа Карамзина… Во всяком случае у Карамзина ничего уцелеть не могло. Его собственная библиотека полностью сгорела, а сам он в письме И.И.Дмитриеву уподоблял себя знаменитому Камоэнсу — он уходил из Москвы пешком, унося на плечах черновые рукописи «Истории государства Российского».

графа Мусина-Пушкина. И в то время жил такой молодой человек, историк, своего рода детектив, по фамилии Калайдович. Он приложил все старания, чтобы втереться к графу в доверие и разведать, что же там было с этой самой рукописью…Мусин-Пушкин дал ему прочесть свой собственный труд о самом себе «Записки для биографии… графа Алексея Ивановича Мусина-Пушкина». Калайдович немедленно опубликовал их в «Вестнике Европы». Граф был недоволен. Он метал молнии. «…Ибо в оной (рукописи) есть такие обстоятельства, кои, кроме меня, никому не известны, а потому и ясно, что она мною сочинена, которую читав, не знающие меня коротко, или кто из неблагонамеренных легко почтет меня лжецом или хвастуном, что крайне неприятно…» Однако давать дальнейшие «показания» не отказывался (по неясным причинам). Уже после смерти Мусина-Пушкина К.Ф.Калайдович опубликовал «Биографические сведения о жизни, ученых трудах и Собрании российских древностей графа Алексея Ивановича Мусина-Пушкина», где просто частично переписал «Записки» графа. Но — внимание! — кое-что добавил от себя. Это «кое-что» — история обретения «Слова о полку Игореве», видимо, такая, как ему рассказывал сам граф.

«У архимандрита Спасо-Ярославского монастыря Иоиля купил он все русские книги, в том числе драгоценное «Слово о полку Игореве». Но нет. Ничего подобного быть не могло. В те времена монастырские «любители словесности» не хуже нынешних понимали цену старинных книг. Архимандрит Иоиль не мог найти на чердаке какую-то старую бумажку, никому не нужную, кроме Мусина-Пушкина. Хронограф хранился в ризнице среди других наиболее ценных книг и не мог быть изъят просто так.

согнитием уничтожен»

рукопись Хронографа своей собственностью. Для Екатерины была снята копия «Слова» (и если учесть, что она умерла в 1796 году, то — с рукописи ХV-ХVI вв.). А Мусин-Пушкин прославился своим интересом к древностям и одновременно оказался окружен многочисленными подозрениями… И было за что: как мы видим, граф Калайдович просто нагло солгал, объясняя, как Хронограф оказался в его коллекции. Казалось бы, все объяснено, но нет! Тайна «обретения» все-таки остается неразгаданной. Не в последний раз мы убеждаемся, что загадки «Слова» напоминают матрешку. Разгадаешь одну, а там, в глубине, — другая.

социальную принадлежность. Только дважды создатель «поэмы» говорит от собственного лица, да и то один раз относит себя к некоей «братии» — не то дружинной, не то монашеской:

«Не лlпо ли ны бяшетъ, братие…»;

«Что ми шумить, что ми звенить давечя рано предъ зорями»?

Тем соблазнительнее оказалось такое абсолютное молчание для некоторых учёных и особенно для дилетантов, обратившихся к тексту «Слова…». Первые издатели памятника посетовали: «Жаль только, что имя Сочинителя неизвестным осталось» и скромно и с должной осторожностью отказались от потуг это имя назвать. Но ещё в первой половине XIX века начался азартный поиск, была открыта «охота» на автора. Ловили всех мало-мальски подозрительных: из «уличённых» в создании шедевра и приглашённых в авторы выстроилась солидная очередь…

Впрочем, более распространено мнение не столь решительное — автор «Слова…» неизвестен, и его имя установить невозможно, но он несомненно участвовал в трагическом походе на половцев. Об этом будто бы говорит своеобразный «эффект присутствия» при происходящем в «песни».

на страницах древней летописи. Помимо единственно бесспорного факта, что и Тимофей, и автор древнерусской «песни» имели прямое отношение к словесности, никаких других оснований для этого отождествления не было. Убийственный удар по этой версии был нанесён спустя сто лет. Было установлено, что выражение «премудрый книжник» в древнерусской словесности имело особенное значение: это толкователь непонятных, «тёмных мест» Священного Писания (Библии). Автор «Слова…» непохож на такого толкователя церковной книжности.

другой кандидат на лавры древнерусского гения — упоминаемый в рассказе о событиях начала 1240-х годов «словутьный (прославленный. — А. Р.) певец Митуса». Большинство учёных считали Митусу певцом-сказителем, но есть и мнение, что это церковный певец, певчий; Отождествление автора «Слова…» с Митусой, принадлежащее писателю А.К. Югову, сомнительно прежде всего из-за слишком значительного разрыва между событиями «Слова…» и упоминанием о Митусе. Доказательных исторических данных в пользу тождества автора «Слова…» и Митусы нет, просто это тождество изначально принимается А.К. Юговым как бесспорное.

тысяцкого, по известию Ипатьевской летописи, бывший в плену у половцев вместе с Игорем. Отцом его И.А. Новиков считал Игорева тысяцкого Рагуила, причём сын тысяцкого был отождествлён с всё с тем же книжником Тимофеем. Так доселе «безродный» Тимофей счастливо обрёл отца и стал Рагуиловичем.

Сын, как известно, за отца не отвечает, и вероятным автором «Слова» назвали уже самого тысяцкого Игоря Рагуила — как человека зрелого и более опытного.

Игорь. Игорю «патент на авторство» вручали неоднократно. Из прочих князей чаще всего называли имя Владимира Ярославича Галицкого — сына Ярослава «Осмомысла» и брата Игоревой жены Ярославны; Владимир Ярославич в 1185 году, по-видимому, жил у Игоря в Северской земле. Версия об утаённом авторстве Владимира Ярославича основывается на его родственных связях. Владимир Ярославич был женат на Болеславе — дочери Святослава Всеволодовича Киевского и полоцкой княжны Марии Васильковны. Мария Васильковна якобы рассказала зятю о полоцких делах, о которых (в частности о гибели в бою с литовцами её брата Изяслава Васильковича) много говорится в «Слове…». У этой версии тоже есть несколько сторонников.

Бориславиче, которому историк приписывает обширный ряд фрагментов в Киевской летописи середины — второй половины XII века. Б.А. Рыбаков указывает и на сходство стиля Петра Бориславича и автора «Слова…», и на службу боярина при Святославе Киевском, которому симпатизирует и которого идеализирует автор «песни» об Игоревом походе.

Сопоставление языка «Слова…» и фрагментов Киевской летописи, автором которых Б.А. Рыбаков считает Петра Бориславича, свидетельствует, что киевский боярин мог написать «Слово…», но не доказывает однозначно, что он этот текст написал. Применение математических методов анализа для установления авторства Петра Бориславича также не доказало безусловно, что киевский боярин был создателем «Слова…».

как историко-героическая поэма. Здесь сплетаются и любовь к родине, и близость к природе, и даже дружески-братские узы. Создается впечатление того, что киевский народ жил в единении не только с окружающим миром, но и с самим собой. Честь и доблесть — неизменные характеристики великого князя, готового ценой жизни постоять за Русь-матушку. Патриотизм — неотъемлемая составляющая часть поэмы. И именно авторский призыв к сближению народа перед лицом опасности возвращает нас в эпоху царствования князя Игоря и его верной дружины. Даже сегодня нам есть, чему поучиться у наших предков. Но только ли это имело значение для последующего развития культуры? Нет, ведь произведение поражает нас не только содержанием, но и формой, которая задала высокую планку для русской литературы. Так, например, олицетворение «солнце ему дорогу уступило» в очередной раз говорит о том, что с «благими» намерениями князя как бы созвучна сама природа. Ещё ни в одном раннем произведении не было изображено такого сильного художественного сопереживания родной природы за собственный народ.
Стоит сказать, что спустя многие века Александр Радищев в своей «Песне Всегласа» использовал данный приём: «Ветер препнул своё дыхание». Пистель использовал это для того, чтобы показать «почтение» природы перед избранными песнопевцами из различных «племян славенских».

Таким образом, речевые обороты и художественные образы «Слова о полку Игореве» подтолкнули русских литераторов к развитию и созданию самобытных приемов. Также не стоит забывать, что «Слово» является ещё и образчиком древнерусской культуры в целом. Это некий исторический справочник, который показывает нашу историю с точки зрения литературы — это и делает произведение в своём роде уникальным и неповторимым.

— Древняя Русь. Мы должны особенно беречь и изучать нашу общую, материнскую литературу, литературу XI-XI вв., ибо это память о нашей общей матери, во многом определившей последующее развитие братских литератур и все последующие наши литературные связи. Это произведение стоит во главе трех великих литератур восточного славянства — русской, украинской и белорусской. Оно символ единения, шире — оно символ мира.
Когда стали ясными опасности, грозящие в результате феодальных войн и набегов кочевников, явилось «Слово о полку Игореве» — это острое и необычайно стремительное, полное эмоциональной силы короткое произведение, потрясающее суровой и животворящей правдивостью. Оно пронзило болью всех князей, всех отметило, ободрило и призвало к единству. Со «Слова о полку Игореве» ведет начало литература как совесть народа.