Презентация, доклад к литературной гостиной. Приморские писатели. Незнакомые имена. КРИВШЕНКО Сергей ФилипповичЧасть 4

русского языка и литературы
Октябрьского филиала
КГБ ПОУ « УАПК» Копылова Н.А.,
сентябрь 2019 г.

Михайловского района Приморского края. Могу считать себя коренным дальневосточником. Мой прадед по материнской линии переселился в Приморье морским путем в 1883 году — он прибыл на первом переселенческом пароходе Добровольного флота «Россия» 13 апреля 1883 года.

пути: шли Черным и Средиземным морями через Суэцкий канал, вокруг Индии, и на русский Дальний Восток, «на Амур», как тогда говорили, на Амурский залив,  «на зэлэный клын», в Приморье. Здесь, в количестве 23 ревизских семей, в числе 57 мужских и 53 женских, всего 110 душ, обосновали село Григорьевку, в 45 километров от села Никольское, Никольск-Уссурийска. Об этом первом плавании «России», открывшей морское переселение «на край света», рассказано в сборнике главнейших документов по управлению Восточной Сибири (том 2, вып. 3) «О кругосветном переселении в Южно-Уссурийский край и устройстве там первой партии переселенцев, отправленной из Одессы в 1883 года», Иркутск, 1884. В этой книге среди 794 человек переселенцев назван и мой прадед Семен Усенок, от которого в Приморье идет и род Усенков.

Мартына Ивановича в наши детские годы передавались предания, как плыли на Дальний Восток через моря-океаны, видали и горы и пустыни, познали, что такое шторм и штиль, и неизменно упоминалась такая подробность: плыли на «французе», т.е. на французском пароходе. Действительно, как довелось узнать позже, в 1889 году был зафрахтован французский пароход «Кантон», который и доставил в том же году большую партию переселенцев (в тысячу слишком человек) Полтавской и Черниговской губерний во Владивосток (места, откуда уезжали, описаны в прекрасном рассказе И. Бунина «На край света»), а отсюда, из Владивостока, они на возах, нагруженных незатейливым скарбом и крошечными грязными детишками (Елисеев), шествовали за своей кладью пешком, в глубь Южно-Уссурийского края, мужики и бабы, наши предшественники. «Грустно становилось за этих бедных людей, которые жертвуют всем, чаще всего жизнью целой трети своих детей для того, чтобы найти себе возможность работать и трудиться до упада сил, что легко могли бы найти и у себя на  родине, — писал А.В. Елисеев. — Водворяясь ценою великих жертв и лишений в этом диком еще недавно ставшем русским крае, принося с собой русский дух и культуру, эти грязные оборванные переселенцы составляют собою тот краеугольный камень, на котором твердо будет покоиться русское владычество в этой далекой нашей окраине».

то время было 12 лет: значит, здесь и по отцовской линии первым оказался мой прадед, Иван Алексеевич Крившенко. Это кругосветное плавание, к счастью, оказалось запечатленным в книге знаменитого русского путешественника доктора А.В. Елисеева «По белу  свету», изданной в Санкт-Петербурге в 1898 году. Вот только один штрих  из путешествия, к  которому мы уже обращались: «Пароход бросало как щепку, и мы должны были привязать рожениц... Я просто впадал в отчаяние при виде ужасающих условий, в каких находились переселенцы». При  этом Елисеев отмечает «замечательную приспособляемость русского человека к самым непривычным условиям жизни»: «капитан парохода, опытный моряк, часто возивший итальянских эмигрантов, не раз говорил, что никогда еще не видел людей, настолько выносливых...» (Елисеев «По белу свету»).

— по родословной, из Запорожской Сечи, в роду была и сербская, и польская ветвь... В Приморье крестьянская семья обосновалась, разрослась. Все делали своим руками: дед хотя и безграмотный, но был пахарем, пчеловодом, портным... 15 августа 1937 году деда по клеветническому обвинению арестовали, «судила» крутая на расправу «тройка» и «постановление» тройки УН НКВД по ДВК от 27.10.37 года «приведено в исполнение в 24 час. 10.11.37 (выписка из дела № 25718).

Алексея о реабилитации от 5 ноября 1940 года из краевой прокуратуры ответили: «считать расстрел правильным». Реабилитирован в 1989 году. Имеет ли это отношение к биографии? В семье об этом знали, называли клеветников, но говорили только внутри, за порог не выносили: домоклов меч судимости деда как классового «врага народа» всегда маячил перед глазами, — такая «вещь» была знакома многим крестьянским семьям...

а в тридцатые годы по направлению сельчан закончил медицинское училище в Уссурийске (тогда город Ворошилов) и стал на всю жизнь сельским фельдшером, который работал по призванию и заслужил уважение земляков, жителей Григорьевки, Павловки, Абрамовки. Когда я ехал в селе Михайловку проводить его в последний путь, неожиданная попутчица, узнав, что я еду к отцу, сказала: «Передай ему привет: он принял у меня двоих сыновей». Я сказал, что привет передам и не стал говорить, что фельдшер-акушер Ф.М. Крившенко ушел из жизни: этого было не надо. Так что детство мое прошло в семье сельского интеллигента первого колена, сельского фельдшера. Отцу всегда надо было к кому-то идти, ехать в соседнее село, лечить, спасать, выручать... И тут уж никогда нельзя было сказать, что его нет дома, если приезжали в ночь-полночь...

Антон Скачков погиб на первой мировой, германской войне, в 1916 году. Погиб: «за веру, царя и отечество», что потом, за отменой царя и веры, не имело вроде бы никакого значения. Об этом с горечью говорила моя мать. Но всех поставила на ноги Матрена Семеновна, их мать, все выросли, получили образование в советские годы. На долю матери, как старшей в семье, выпали заботы возиться с младшими, помогать матери взращивать семью. Характер у матери мягкий, душевный, жалостливый, кстати, нередко он выражался в песенности: любила и прекрасно пела украинские и русские песни: «Йхав козак на вийноньку», «Уж ты сад, ты мой сад» и др. — и не просто пела, выводила песню — это особое дело. Вспоминала, как в юности пели в церковном хоре: «Ой, як же там хорошо спивалы...» Больше всех среди детей любила Тамару, дочь свою, и наказывала нам, братьям, всегда помнить о сестре...

речка, даже с усеченным окончанием Утесна. Ходили рыбачить на Чихезу, потом ставшую Абрамовкой. Григорьевка — село почти степное, «вольная степь», как говорили в старину, открытая взору от сопки Третьячки до самых синих сопок в западной стороне, где заходило солнце. В центре села была старая церковь, которую превратили одно время в школу и рядом другое здание школы... Кирпичный прекрасный клуб, в котором в военные годы всегда шли фильмы и в который всегда стремились пробраться дети. Наши места напоминали, так мне казалось, в чем-то Украину, и всегда хотелось посетить те села, откуда уехали на «край света» деды... Всегда, кстати, говорили: «У нас там, в России!» Это значило — на Полтавщине, в селе Грабарево, где мне ни разу не удалось побывать. В Киеве был, а поездку на Полтавщину, в родовое гнездо Грабарево, все оставлял на потом... А «потом» — вот она наша реальность — порушили общую страну...

в 1943, пятнадцатилетним мальчишкой пошел добровольцем на флот: был моряком, плавал, в том числе в Америку, участвовал в войне с империалистической Японией, служил в Порт-Артуре, писал письма. Впоследствии, прослужив 8 лет на Флоте, стал кадровым рабочим арсеньевского завода «Аскольд». Сестра Тамара — младшая по возрасту, закончит Уссурийский пединститут, будет работать в школе, станет женой военного инженера летных частей Владимира Прыгунова... У них двое детей — дочь Татьяна и сын Игорь. В селе Григорьевке с семьей живет мой двоюродный брат Дмитрий Петров, тоже из рода первых жителей края (дед Мартын — наш общий дед).

Михайловке, куда и переехала семья из-зa школы. Были в там, в Михайловке тогда прекрасные учителя — литератор Иван Иванович Жуков, человек ленинградский, оставшийся после военной службы на недолгое время в нашем краю (вот повезло: о литературе он говорил ярче всех встреченных мною потом академиков и профессоров!), был историк Андрей Иванович Крушанов, впоследствии академик... Были и другие учителя... В 1949 году  поступил и в 1953  закончил Владивостокский педагогический институт, факультет русского языка и литературы — и здесь встретился прекрасный педагог, любящий русскую литературу — Иван Трофимович Спивак. Еще будучи в институте напечатал свои первые литературные рецензии, в частности, на книги Ф. Гладкова о детстве и повесть О. Щербановского «В море», на страницах «Тихоокеанского комсомольца».

там работал под началом чуткого к слову журналиста А.И. Демьянчука и рука об руку с флотским поэтом Виктором Карповым. Газета давала широкий «выход» литературным материалам и тут-то появилось много моих рецензий, статей о литературе и театре, и даже стихотворений на сатирические темы (они печатались в разделах «Под киль» и «Тихоокеанский крокодил»).

работать в молодежную газету. Был зав. отделом культуры, ответственным секретарем, пять лет был редактором газеты этого самого «Тока» (Г.П. Сорокин ушел на повышение в «Красное знамя»). На страницах газеты в это время печатается много стихов, рассказов, даже появляются повести наших журналистов — все это не слова, подшивку газеты и сегодня можно поднять и убедиться в этом. Живая газета, жаль, в пору «перестройки» она утонула в ее мутных водах, команда — новая — не смогла отстоять наш «Ток».

телевидения. А через год поступил по конкурсу в аспирантуру Академии общественных наук при ЦК КПСС на кафедру теории литературы и литературной критики (1966-1969 гг.), защитил кандидатскую диссертацию по проблеме эпоса и лирики в русской советской поэзии, отображения в творчестве Маяковского, Есенина, Пастернака, Твардовского и др. (нет  им числа!) ленинской темы. После пятилетнего периода работы преподавателем истории русской журналистики в Хабаровской ВПШ, по конкурсу был избран зав. кафедрой журналистики Дальневосточного государственного университета (ДВГУ). Пять лет был заведующим кафедрой, затем переведен на должность старшего научного сотрудника (докторант 1978-1981), в течении пяти лет был заведующим кафедрой русской, советской и зарубежной литературы (1981-1986 гг.). В 1992 году в институте Мировой литературы им. А.М. Горького (РАН) защитил докторскую диссертацию на тему: «Типология народного характера и жанровые искания в русской советской прозе, посвященной истории Дальнего Востока». Все эти годы стремился сочетать научную работу с литературно-критической.

критик Михаил Шкерин, хабаровский критик и прозаик Василий Ефименко, приморский прозаик Лев Князев. Ранее (1974 г.) рекомендации давали известный критик, редактор журнала «Вопросы литературы» Евгений Осетров и редактор журнала «Дальний Восток» Николай Рогаль. Ко дню приема было издано три критических книги, немного, но издать книгу критики тогда было почти невозможно: первый сборник «Область личного счастья», возвращенный из приморского издательства, так и остался в рукописи. Главное, давно нашлась своя тема: этой темой стала литература Дальнего Востока, как стали говорить позже, дальневосточного региона, тема землепроходчества и отражения ее в литературе, проблема русского народного и вообще национального характера в его дальневосточном варианте. Разумеется, в поле обозрения попадала литература от Ломоносова и Пушкина, отозвавшихся о Дальнем Востоке, о землепроходцах и мореходах, до Пржевальского и Арсеньева и писателей наших дней.

для критика и литературоведа, но все же среди этих произведений были произведения достаточно высокого художественного достоинства. В 1974 году Хабаровское книжное издательство, где работал директором «дальневосточный Сытин» наших дней Н.К. Кирюхин, издает мою дальневосточную книгу «Утверждение мужества». Затем выходят «Берег Отечества» (1978 г.), «Дорогами землепроходцев» (1984 г.), «Героика освоения и социалистического преобразования Дальнего Востока в русской и советской литературе» (1985 г., ДВГУ). В 1988 году в Московском издательстве «Современник» вышла монография «Берег Отечества. Романтика героизма в литературе о Дальнем Востоке».

писателей России (Литературная Россия, 1992 г., 27 марта). Это были годы борьбы за сохранение Союза писателей России: в ночь 30 августа 1991 года вместе с писателями, собравшимися со всех краев и областей на свой пленум, защищали свое писательское помещение в Москве, на Комсомольской против евтушенковско-апрелевских захватчиков, пытавшихся ликвидировать Союз писателей России.

монографий, вроде бы и немало, но при строгом отношении к написанному: и мало, и надо бы лучше! Есть целый ряд авторов, которые, возможно, были бы почти забыты, если бы не пробудил интерес к их жизни и творчеству. Это писатели-фронтовики, и прежде всего Георгий Корешов. Это первый поэт Владивостока Павел Гомзяков, первый морской писатель Александр Максимов...

мореходов и землепроходцев до современников (план-проспект «Русская литература Дальнего Востока», «Русское дальневосточное литературное зарубежье», 1995-1998 гг.). К этой части работы примыкают такие книги как «Хрестоматия по истории Дальнего Востока» (вып. 1 и 2, 1982-1983 гг.), антология «Сто лет поэзии Приморья» (1998 г.), в составлении которых принимал участие (в соавторстве). В 70-80 годах в дальневосточном издании выпускали «Молодую прозу Дальнего Востока», литературные сборники «Литературный Владивосток», «Тихоокеанские меридианы» и др., в 90-е альманах «Заветный край», многие сборники молодых авторов.

курсовые — мне  довелось быть их научным руководителем. Аспиранты также разрабатывают темы по русской литературе XX века, в том числе дальневосточного региона. В нынешнее смутное время, время разлома великого государства, надо писать, зная, что русская великая литература и в ХХ веке представлена именами великих писателей, от Шолохова до Шукшина... И каждый из литераторов в наши дни проходит испытание на подлинную русскость, верность коренным ценностям народа, его великой культуры. Отсюда полемичность многих моих работ.

с Тамбовщины,из с. Ламки. Война застала в селе и в Москве, пережила первые бомбардировки. В 1942 году приехала с отцом в Зарубино, мать с детьми приехала перед войной. Закончила ДВГУ, работала в школе, в университете, преподавала литературу. Сейчас воспитывает внучек, читает рукописи, в том числе мои, скучные. Дети, Ирина Баранник и Марина Ивлева, закончили ДВГУ, журналистки, имеют хорошие семьи; у нас с Верой — три внучки, Ирины — Марийка и Наташа, и внучка Оля, внук Денис — Маринины. Баранники и Ивлевы, продолжение нашей родословной.

вся жизнь вокруг. Мы живем в своем времени, время живет в нас, значит, в чем-то оно зависит и от наших дел, наших слов.

Ф. (К 65-летию со дня рождения): Библиогр. указ. — Владивосток, 1995.